Можно, конечно, лично вступить в утомительную магическую дуэль и в конце концов взять систему под контроль, но такие манипуляции отнимут много времени и сил. Пусть штатные заклинатели тренируются, подавляя активность противника, им лишний опыт не помешает, будет только полезен.
Тем более, особой необходимости в магическом слежении больше нет, ведь всё прекрасно видно и так.
Правитель Ледума вышел на палубу. Порыв ветра вновь всколыхнул его волосы, и те в беспорядке рассыпались по плечам, подобно серебру. Адмирал Бенедикт и помощники неотступно следовали за лордом.
– Дайте команду готовиться к штурму, – бесстрастно приказал маг, невооружённым взглядом разглядывая раскинувшийся под ним дворец и весь беззащитный город.
Город, который почти принадлежал ему.
***
Глава ювелиров наконец поднялся из-за письменного стола и прошёл из рабочего кабинета во внутренние покои.
Одна из жилых комнат, отведённая им для размышлений, была оформлена в сдержанных прозрачно-синих тонах на общем бежевом фоне. Царящая тут атмосфера покоя способствовала плавному течению мыслей.
Окон в комнате не было, а две смежных стены представляли собой особо прочное стекло, за которым колыхалась окрашенная в серебряный цвет вода. Вода казалась густой, похожей на прохладную ртуть. В гуще её парила взвесь светящихся частиц и флегматично передвигали плавниками тщательно подобранные по цвету рыбы – тёмно-синие, почти чёрные, оттенком напоминавшие излюбленные премьером сапфиры. Изысканно-узкие треугольные тела их медлительно и грациозно скользили в воде.
Наблюдать за хаотическими перемещениями рыб было интересно, вода же всегда действовала успокаивающе. Учитывая то, что источники влаги в Бреонии имели в основном подземное происхождение, аквариумы были настоящей редкостью и предметом роскоши. Крупные декоративные рыбы, что лениво плавали здесь, были выведены искусственно, специально чтобы радовать глаз обеспеченным аристократам.
Две другие стены комнаты занимали зеркала, сейчас закрытые плотной материей.
Глава службы ювелиров чуть потянул ближайший витой шнур, и занавеси плавно разошлись, открыв взгляду высокое, от пола до потолка, зеркало. Границы немедленно раздвинулись, и комната превратилась в огромное пространство, заполненное бесчисленными рыбами.
Надо сказать, зеркала были исключительным явлением как во дворце, так и во всех государственных учреждениях Ледума: лорд Эдвард отчего-то недолюбливал их.
А вот Кристофер, наоборот, любил.
Молодой мужчина придирчиво всмотрелся в своё отражение, изучив тон кожи, разрез губ и глаз, прихотливо уложенные извивы волос. Он был красив, по-настоящему, идеально красив, и знал это. Более того, Кристофер был убеждён, что никто в целом мире не сумеет соперничать с ним, а потому он неизбежно был влюблён лишь в самого себя.
Эгоистичная любовь эта сопровождала аристократа с детских лет, возможно, с момента самоосознания, и с каждым годом только росла и крепла, по мере того как к щедрому дару природы, красоте, прибавлялись разнообразные таланты, а также формировался гибкий, неординарный ум эстета.
Каково же было изумление Кристофера, когда в один из дней он вдруг обнаружил, что ошибался насчёт своих убеждений. Сердце, подобное прозрачному льду, оказалось бессильно перед твёрдостью алмаза – тот безжалостно смял и раскрошил его, не посмотрев на красоту, наполнив холодную душу непокоем.
Правителю Ледума и без того принадлежали многие сердца, теперь же он с лёгкостью, сам не подозревая о том, овладел всеми мыслями и желаниями молодого аристократа. Чувство это представлялось сродни истинно религиозному фанатизму, обожанию преданного раба, боготворящего возлюбленного господина. Это была смесь восхищения и преклонения.
Это была одержимость, которую следовало побороть.
Никогда не надеялся Кристофер на что-то иное, кроме как возможности в полной мере проявить свои способности, служа на благо родного города и своего лорда. Таланты его раскрылись во всей красе, и вскоре Кристофер получил высокий пост главы службы ювелиров.
Идеал же, который избрал и принял самовлюблённый юноша, обязан был быть недостижимо высоким и первое время действительно казался таковым.
Ни в коем случае не проявляя даже тени эмоций, молодой аристократ быстро приобрёл расположение правителя, которого откровенно тошнило от угодливости и раболепия окружающих. Несмотря на склонность к деспотизму и желание всё контролировать, лорд Эдвард довольно высоко ценил в людях чувство собственного достоинства, а потому приблизил к себе таланливого придворного.
Но желанная близость правителя вместо удовлетворения принесла только страдания, неожиданные страдания. Теперь, когда идол был совсем рядом, с него несколько слетела позолота, и осколки разбитого сердца тяжело заворочались в груди, настойчиво требуя большего.
Сокровище, казавшееся прежде недоступным, теперь находилось на расстоянии вытянутой руки.
Однако Алмазный лорд оказался жесток. Терпеть его придирки и постоянные перепады настроения было непросто для человека, столь высоко ценящего самого себя. Возможно, Кристофер не сумел бы переломить свою гордость, если бы правитель не был столь неоднозначен и сложен для понимания. Грубость его порой была куртуазна до изыска, а издевательства столь изощрённы, что доставляли болезненное, ненормальное удовлетворение.
Поняв, что, намеренно или нет, а лорд постепенно сводит его с ума, Кристофер всерьёз испугался. От опасных запретных чувств решил сбежать он в мир ночных увеселений и наркотических снов, однако те не смогли разорвать многолетний плен.
Заменить один наркотик другими не удалось, сделалось только хуже.
Вечен ли этот тягостный плен?
Иногда Кристоферу казалось, что правителю известна его тщательно скрываемая тайна, так явно тот порой вызывал его на откровенность, забавляясь и играя, как кошка с мышью. Конечно, правитель Ледума не мог воспринимать его всерьёз.
Но глава ювелиров не поддавался на провокации, зная, что люди, занимающие высокие государственные посты, не могли преступать определённых границ, а те, кто всё же имел кратковременные интрижки с лордом, немедленно переходили в разряд людей для удовольствий и быстро катились вниз по наклонной, до самого дна. Можно было любить кого угодно в этом грешном городе, но только не лорда-защитника. Это было подобно социальному самоубийству. Аристократ знал: в случае ошибки белый демон погубит его.
Так и случилось.
Даже его яркая, сияющая красота не смогла ослепить лорда! С момента дарования ленты премьера правитель откровенно пренебрегал им, даже не считая нужным смягчать свою немилость. На Кристофера обрушилась целая лавина новых обязанностей, заставляя с утра до поздней ночи сидеть над важными государственными бумагами, не поднимая головы. А лорд лишь присылал краткие записки с указаниями и требовал подробных отчётов в письменной форме!
