— Да они же пьяные, — кричит один боец.
Стреляет, но тут же оказывается сваленным с ног прыгнувшим немцем. Начинается реальная рукопашная схватка. Стрелять или использовать ножи немцы даже не думают. Прыгают на наших и вцепляются в них зубами. Позиции превращаются в побоище. Ножами и прикладами убиваем прорвавшихся. Тех что на подступах закидываем гранатами. Самуил, что на него совсем не похоже, звереет и стоя на ящиках ножом кромсает врагов.
Но сильнее всего, я удивляюсь сам себе. Потому что хватаю взрослых мужиков, с лёгкостью поднимаю и откидываю назад. Удар в лицо, ломает лицевые кости. Сила такая, что врагов практически не замечаю. Зверею сам и и схватив одного за ноги, как дубиной добиваю подбегающих.
— Сидор! — вонзив нож в глаз солдату и отпинывая труп кричит Самуил. — Что на плече? Красная звезда, а внутри… Мне из-за крови не видно.
— Красная звезда, внутри медвежья морда скалится. Маришка сделала. Одно прикосновение и рисунок проявился. Эти, кто они… Пигментные пятна. Красиво, да?
— Хочу себе такую же. Да откуда вы лезете, черти? Всех порвём!
Всех порвать не позволяет неожиданно прибывшее к немцам подкрепление. От вида которого, даже нам дурно становится. Это добираются раненые, каким-то чудом пережившие арт удары.
Измочаленные, разорванные осколками. Они завывая идут или ползут к нам. Одни придерживают вываливающиеся кишки. Другие… Один волоча за собой кишки вообще на руках ползёт. Нижней половины нет, что страшно.
— Чего встали сукины дети! — стреляя живым трупам в головы орёт Самуил. — Бейте их! Они уже дохлые. Нет здесь никакой мистики, просто накачали какой-то дрянью.
— Товарищ старший сержант, — воет одна из бойцов. — Страшно же.
— Отставить страх! За победу. За родину!
— За мной! — сдёрнув с орудия лом и круша врагам головы кричу.
Помогает, ребятишки приходят в себя и с удвоенной энергией ломают врагов. Страх сменяет злоба, бойцы звереют от чего дохляки быстро заканчиваются. Но тут, объятый пламенем танк, поворачивает башню и…
Срываюсь с места, кричу Самуилу чтобы ложился. Танк стреляет и взрывается. Самуил кувыркаясь летит вверх. Башня танка подпрыгивает.
Почему-то становится холодно. И в тоже время по груди и шее бежит кипяток. Поворачиваю голову, замечаю что к голове прилипла какая-то тряпка. Пытаюсь оторвать и с ужасом понимаю что это почти половина моего же лица.
Руки начинают дрожать, воздуха не хватает… А впереди в воронке хватая ртом воздух, глядя стеклянными глазами в небо, лежит Иванов. Выплёвывает кровь…
— Ну нет, — левой рукой прижимая кожу к лицу говорю. — Нет!
Подбегаю к другу, падаю рядом, ощупываю, зову. Самуил не отвечает, смотрит в пустоту, тяжело и судорожно вдыхает. Вокруг него собираются наши, с сочувствием смотрят…
Хватаю его, забрасываю на плечо.
— Держать оборону, я быстро, — киваю бойцам и собираюсь уже бежать, как вдруг…
— Ещё немцы, — глядя в бинокль шепчет девушка. — Сидор Макарович, что делать? Мы…
— Прости друг, — укладывая Самуила киваю. — Придётся подождать. Не могу я детей оставить. А ты держись. Немного. Мы их сейчас разнесём и я тебя мигом в госпиталь доставлю.
Выхожу вперёд, смотрю… Танки, самоходки, много пехоты. Это…
А нас всего около сотни осталось. Много раненых которые на ногах стоят только потому что способности получили. Но этого…
— Собрались! — кричу на них. — Все на позиции. Все… Самолёты?
За спиной слышится нарастающий гул. Звучат залпы пушек. Над позициями проносятся красавцы «Илы» и забрасывают наступающих бомбами. Второе и третье звенья поливает их огнём пушек, пулемётов, и ракетами.
Лязгая гусеницами рядом с нами останавливается «тридцать четвёрка» и стреляет в наступающих. А за ней ещё три таких же. Улетевшие «Илы» делают круг и обрушивают на врага всю свою ярость. Прибывают ещё танки, с брони спрыгивает пехота.
— Сидор, — выплюнув кровь стонет Самуил. — Мы победили.
— Конечно, друг. Ты как…
— Дышать больно…
— Держись, я сейчас. Медик!
