спрашивать.
— Так это… — тоже заулыбался незнакомец. — Мои документы всегда при мне.
Он, наконец, зашевелился, опустил руки и, сняв с колен лежавшее на них ружье, положил перед собой на стол.
— Шестнадцатый калибр, — прохрипел он и вдруг тяжело закашлялся, отвернувшись в сторону от нас. — Крепился, крепился, чтобы раньше времени не спугнуть, — проговорил он между приступами кашля, — а сейчас приперло невмоготу. Третьего дня лодку на шивере перевернуло, наглотался водички по самое не хочу. А она у нас холоднющая, аккуратности да опаске только так учит. До Ивана Купалы теперь хрипеть да плеваться. А в праздник, может, кто и водочки поднесет для излечения.
— Ну, для излечения и у нас кое-что отыщется. Вас как звать величать-то? На этом документе не написано, — Чистяков кивнул на ружье, лежащее на столе. — А для взаимного уважения надо бы друг друга по имени отчеству. Я, например, Александр Сергеевич. А моего молодого друга можно без отчества — Александр. А вашу тетку, как говорите, звали? Которая вот здесь обитала.
Явно озадаченный вопросом незнакомец даже кашлять перестал.
— Вам-то на что? — прохрипел он наконец.
— Сами же говорите — вдруг заявится поинтересоваться, кто в её доме хозяйничает. А для хорошего разговору по имени-отчеству полагается. Не буду же я её Немыкой величать. Обидится и нам чем-нибудь подавиться пообещает. А мы тут ушицу собрались затеять. Нагулялись — проголодались. Так как, говорите, её звать-величать?
— Так Немыкой и прозывают.
— А по имени-отчеству?
— Кто её знает. По отчеству её никто не величал. Немыка да Немыка.
— Нехорошо как-то. Тетка, а имени-отчества не помните.
Незнакомец молчал. Даже кашлять перестал.
— Тетку забыли, а свои инициалы какие-нибудь помните? Желательно достоверные. Чтобы тетка знала, к кому в гости наведаться.
— На кой она мне? Она меня в упор знать не желала. За полное ничего почитала. Сеструхе своей так и заявила: «На кой ты этого убогого приютила? Без жизненной основы на свете проживает и тебя туда же столкнет». Она что ль эту основу знала, раз колдовством промышляла? Безо всякого на то, заметьте, разрешения. Это хорошо ещё, что власти толком не знали, а то бы запросто это дело прикрыли.
— А мне почему-то кажется, дорогой товарищ инкогнито, что и у вас от власти разрешения на запрос документов не имеется. Несмотря на ваше весьма потрепанное жизнью ружьишко. Уверен, что оно и стрелять-то давным-давно разучилось.
— Хочешь, стрельну? Хочешь, стрельну? — после затянувшегося приступа кашля с неожиданной суровой спесью заявил пришелец, подтягивая к себе ружье.
— Тебе твоя не твоя тетка так стрельнет, побежишь на её могилку прощения просить. Если ты, конечно, в курсе, где эта могилка находится.
Я с нарастающим недоумением прислушивался к этому странному разговору, даже приблизительно не догадываясь, чем он может закончиться. Чистяков вдруг приоткрылся мне с совершенно неожиданной стороны. Из-за привычного мне, устоявшегося облика спокойного, рассудительного и очень доброго человека вдруг приоткрылся уверенный и даже жестокий, как мне сдуру показалось, человек, почему-то вдруг невзлюбивший не сделавшего нам пока ничего плохого незнакомца. Неожиданный разворот разговора, судя по всему, неприятно удивил и расстроил заявившегося на встречу с нами и снова тяжело закашлявшегося человека. Встретив мой недоуменный взгляд, Чистяков усмехнулся и подмигнул мне: сейчас, мол, всё прояснится и станет на свои места, — расшифровал я его подмигивание и неожиданно для себя заявил:
— Если вы утопили свои документы, напишите заявление и мы его в город отвезем, в отделение.
— В какое ещё отделение? — насторожился незваный гость.
— Так в милицию. Мы свидетелями будем, что у вас лодка перевернулась и документы пропали. Вам тогда новые выдадут.
Чистяков неожиданно громко рассмеялся:
— Не пугай его, Сашок, — похлопал он меня по плечу. — Судя по всему, милиции этот местный блюститель порядка опасается не меньше бывшей хозяйки этого дома. Они ведь тоже товарищей без жизненной основы не приветствуют.
— Я чего вам плохого-то сделал? — плачущим шепотом спросил как-то сразу полинявший и поникший человечек и стал неловко выбираться из-за стола. — Даже в вашу сумку заглядывать не стал, хотя жрать вот как хотелось. Думал, насчет кашля поможете чем. А вы сразу в милицию… — Он забрал со стола свое старенькое ружье и, приволакивая ногу, поплелся к выходу.
— Может, подождешь, пока уху сготовим? Поешь, посидим, за жизнь поговорим. Ты, судя по всему, неплохо в здешнем житии-бытии разбираешься.
— Чего в нем разбираться? Рано или поздно всем веселая житуха корячится. Либо коммунизм обустраивать, либо на нары забираться. Так что двигайте со своей ухой знаете куда? — тем же плачущим хриплым шепотом отказался от приглашения Чистякова уходящий защитник брошенного имущества. — Меня от здешней рыбы с души воротит. Кости в горле застревают. Чего и вам желаю за недоверие.
Он уже взялся было за ручку двери, но замер, остановленный приказным окликом Чистякова:
— Притормози! Недоверие недоверием, а от кашля тебе, дорогой лишенец, избавляться так и так надо. А то твоя знакомая и нас чем-нибудь накажет. Держи вот… — Он достал из оставленной на кровати сумки нетронутую бутылку «Столичной» и протянул её в очередной раз оторопевшему гостю. — А то, может, останешься? Ухи похлебаешь горячей. К утру как рукой снимет. Водочка, она хоть и пакость порядочная, но в случае простуды, говорят, иногда помогает.
Человечек судорожно прижал свободной рукой драгоценный подарок к груди, неожиданно поклонился Чистякову и прошептал чуть громче и уверенней, чем прежде:
— Хорошему человеку опасаться здесь очень даже нечего. А вот мне лучшей побыстрее и подальше, пока баба искать не наладилась. Она на той стороне в лодке кемарит, сигнал мой поджидает. Побегу. А насчет того, что водочка пакость, категорически возражаю. Ценнейший продукт. Восстанавливает к жизни.
Он задом открыл дверь, споткнулся об оставленный на пороге тазик, торопливо и гулко застучал сапогами по лиственничным плахам двора. Скрипнула калитка, а чуть погодя раздался выстрел. Судя по всему, сигнал о возвращении. Насчет ружья Чистяков все-таки ошибся. Оно было заряжено.
— Прошка это, — объяснил нам утром Михаил Федорович,