Конечно, над входной дверью уже нет вывески с этой фамилией, но все равно здесь до сих пор делают и продают бренди и шнапсы. Фасад выкрашен в темно-красный цвет, а в витрине стоят прессы для фруктов, бутылки, несколько деревянных ящиков с отверстиями для бутылок, в модном сейчас стиле шеббишик. Через стеклянную дверь я заглядываю внутрь. Интерьер очень похож на обычную аптеку; бутылки с чистым спиртом стоят на отполированных полках темного дерева.
Я толкаю дверь и обнаруживаю, что она заперта. Магазин закрыт на обед, но из служебного помещения выходит женщина и, отложив в сторону бутерброд, открывает мне. Я подозреваю, что сегодня я единственная посетительница и она боится меня упустить. Я вхожу и объясняю, что этот бизнес основал мой двоюродный прадед Леопольд.
Она озадаченно смотрит на меня и признается, что мало знает об истории этого места; но, услышав мою фамилию, указывает на запыленную бутылку ванильной настойки, стоящую на полке. На стеклянном раритете сохранилась оригинальная наклейка «С. Шиндлер». Этой бутылке, как будто наблюдающей за жизнью магазина, верных восемьдесят лет. Думаю, что во всем Тироле из тысяч бутылок алкоголя, который производили Шиндлеры, сохранилась только она одна. Меня интересует, кто и зачем умудрился сохранить ее. Я спрашиваю, можно ли осмотреть подвал и производство, но получаю ответ, что они закрыты для публики.
В 2019 году над старым магазином Дубски была вывеска с фамилией Лауда, и она была для меня не пустым звуком. Я встречала ее в отцовских бумагах: на красивой красно-черно-золотой этикетке клубничного ликера (Himbeergeist) она была напечатана черными косыми буквами поверх написанной белым фамилии «С. Шиндлер». Сами кусты изображены очень подробно, как в ботаническом справочнике: видна каждая прожилка на листьях, крошечные пушинки на стебельках, которые служат фоном для роскошных спелых ягод, соблазнительно нависающих над буквами.
Но мне было не совсем понятно, почему фамилия Лауда появилась на этикетках поверх моей родной фамилии. Курт вскользь, не вдаваясь в подробности, упоминал об этой семье. А может быть, я и в тот раз не слушала. Только оказавшись в земельном архиве Инсбрука, я собрала все воедино.
Семейство Лауда переехало в Инсбрук из Южного Тироля при нацистах, и гауляйтер Гофер настоял, чтобы именно им продали соседнее с магазином Дубски винокуренное производство семьи Германн, тоже расположенное на Леопольдштрассе. Германнов вынудили переехать в Вену, а в 1941 году отправили в гетто польского года Лодзь, откуда они уже не вернулись. Такая же участь вполне могла ожидать Гуго и Эриха.
После войны Луиза забрала у Франца Гутманна бизнес Дубски и заключила договор с семейством Лауда, сдав им в аренду производство на Хайлиггайстштрассе, откуда они могли вести и торговлю. Луиза сделала очень прагматичный ход, потому что не имела ни капитала, ни желания, ни умения заниматься винокуренным производством. В послевоенном мире экономии Лауда приспособили под себя этикетки с фамилией «Шиндлер», которые хранились в подвале Дубски.
При этом Луиза, как и при нацистах, продолжала жить в квартире над магазином. Она скончалась в 1964 году и после смерти Эгона уже не выходила замуж.
Дахау, лагерь для интернированных, Бавария, 1948 год
Франц Гофер, бывший гауляйтер, находится пока в заключении и ожидает своей участи в лагере Дахау, который теперь оказался в американской оккупационной зоне. Из Лондона Гуго Шиндлер с племянником Петером начинают дело о реституции против него и банка Sparkasse, рассчитывая вернуть себе виллу Шиндлеров с прилегающим садом. Гоферу предъявляют и более серьезные обвинения в военных преступлениях. Это и неудивительно, если вспомнить его огромное влияние в Западной Австрии и прямое подчинение Гитлеру.
Инсбрукский обвинитель выписал ордер на арест Гофера по обвинению в государственной измене и совершении военных преступлений и требует экстрадиции Гофера из Германии. Гоферу предъявляются обвинения в ответственности за убийства, совершенные в «хрустальную ночь», и высылку евреев из Тироля. Если их докажут, ему грозит наказание в диапазоне от десяти лет лишения свободы до смертной казни.
Американцы соглашаются экстрадировать Гофера в Австрию, но он намерен постоять за себя. В одном из своих заявлений Гофер утверждает, что невиновен и что австрийцы не могут его преследовать на том основании, что этого решили не делать американцы. Юридически это очень слабый аргумент; он явно хватается за соломинку. Только лишь начинает казаться, что Гофера все-таки экстрадируют, как он умудряется ускользнуть из рук своих преследователей.
22 октября 1948 года Гофер совершает побег. Это случается, когда его перевозят из Дахау в Мюнхен, на судебное заседание, и что произошло, не очень понятно. То ли он удачно воспользовался моментом, когда охранник зазевался, то ли старый товарищ-нацист помог ему выбраться из тюремной машины? Может быть, его побег организовало ЦРУ или MI-6: немало нацистов предложили свои услуги американцам на новой волне борьбы с общим врагом – коммунизмом. И ЦРУ, и MI-6 не горят желанием, чтобы подробности их деятельности всплыли в суде. Историк Питер Пиркер придерживается именно такого мнения, но загадка так и остается неразрешенной.
Не один только Гофер бежит из Дахау. При перевозке в лагерь Регенсбург Франц Гебль тоже сумел обмануть охранников. Земельный суд Инсбрука выдвинул против него обвинения в военных преступлениях, но в 1948 году процесс приостанавливается. Власти утверждают, что им неизвестно его местопребывание, а все попытки завладеть активами Гебля заканчиваются ничем. Они как будто не догадываются, что можно обратить взыскание на его жену и детей.
В 1949 году мюнхенский суд заочно приговаривает Гебля к десяти годам исправительно-трудового лагеря. Никто как будто бы не знает, где он, и поэтому своего срока он не отбывает, а пребывает где-то на свободе.
Рядовым участникам «хрустальной ночи» повезло меньше, чем тем, кто отдавал им приказы. Показания, данные в 1947 году, явно свидетельствуют против тех, кто в ноябре 1938 года избил Гуго Шиндлера. Йозеф Эбнер, Август Хёрагер и Ганс Редль получают сроки от четырнадцати месяцев до двух лет; у Эбнера и Хёрагера конфискуется имущество. Хохрайнер, который отдавал приказания и в ту же ночь участвовал еще в пяти нападениях, тоже получил два года тюрьмы с конфискацией. Никак не были наказаны два члена группы, которые находились в квартире Гуго, но не трогали его.
В Инсбруке Берта Гебль, жена Франца, заявляет, что осталась совсем без средств, с двумя маленькими мальчиками на руках, понятия не имеет, жив ли ее муж и вернется ли он когда-нибудь в Австрию. Как вспоминает Курт, Гуго регулярно посылает ей деньги, чтобы хоть как-то поддержать. Оставшийся без всего еврей материально поддерживает жену нациста.
Как я выяснила, процесс возврата кафе «У Шиндлеров» шел быстрее многих других дел по реституции. В 1949 году оно снова вернулось в собственность моей семьи. С виллой Гуго и Эдит и прилегавшим к ней участком, унаследованным Петером и его матерью Гретой, дело обстояло совсем по-другому.
Заявление от имени Гуго и Петера было сделано в январе 1947 года и представлено их юристом Штейнбрехером. Гуго тогда еще проживал в Лондоне и не мог приехать без гарантий возврата собственности. Дело оказалось более запутанным, чем ожидали Гуго и его юрист.
