– Этого следовало ожидать, – печально вздохнул Арни. За лето волосы его так выгорели, что стали совсем белыми, усиливая сходство со стариком. – Бьёрн всегда был скор на руку.
– Он тебя колотил? – возмутилась Диса.
– Так ведь и ты меня колотила! – беззлобно рассмеялся Арни.
– Сами-то синяки – пустяк, – призналась пасторша, отщипывая тонкое волокно мяса и игнорируя замечание брата. – Ну, подумаешь, мужу под горячую руку попалась. Меня смущает другое. У нее там под платьем наверняка не один такой кровоподтек.
– Почему ты так думаешь? – Эйрик нахмурился. Видно было, что история его растревожила.
Диса вздохнула и покачала головой:
– Да видно же: как ходит, как двигается… Думаешь, это первая жена, которую муж потчует кулаками? Уж я таких навидалась!
– Тебе кажется, он хочет ее убить?
Ну что за чепуха! Пасторша уже собиралась возмутиться – ее брат, конечно, подонок, но не душегуб! – однако осеклась. «Мне будет довольно, если он перестанет меня ненавидеть», – говорила Рагнхильд и выглядела при этом так отчаянно, будто вот-вот собиралась отправиться в коровник, перекинуть веревку через балку под крышей и повеситься. Казалось, не побои волновали ее. Больнее всего было жить под одной крышей с человеком, который выказывал к ней полное пренебрежение, а прикасался лишь затем, чтобы ущипнуть, толкнуть или ударить.
Рагнхильд не нужно было избивать до полусмерти. Достаточно было лишь изводить ее презрительными взглядами и мелкими придирками, пока она сама не избавит мужа от обузы.
– Не забьет он ее до смерти, если ты об этом, – сказала она наконец.
– Это не единственный способ свести человека в могилу, – отозвался Эйрик, словно прочтя ее мысли.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Пастор протянул руку и погладил жену по запястью.
– Ничего. Ты уже сделала больше, чем я.
После ужина он ушел в дом, а Диса с Арни остались снаружи, наслаждаясь теплом. Такой застывший воздух бывает лишь накануне осени, когда природа готовится ощериться холодами, а от светового дня скоро останется жалкий огрызок в несколько часов. Замерзнет озеро Хлидарватн, превратится в ледяную пустыню, по которой, как дикие кони, будут летать снежные вихри…
В такие дни Диса любила уходить на черный пляж к югу от озера, где среди камней прятался аульвий хутор. Всякий раз, когда она смотрела на длинную черную полосу вулканического песка вдоль побережья, эта картина напоминала ей ад и странным образом успокаивала, как и скалы со ступенчатыми уступами, по которым можно было подняться без всякого труда. Она пошла бы туда и сейчас, но ей не хотелось оставлять Эйрика надолго одного.
Она поговорила с братом о мороках и о том, каково Арни было чувствовать себя скрытым под чарами. Мальчик говорил с большим воодушевлением, размахивал руками и хохотал, вспоминая озадаченное лицо негодяя, готового ударить старуху ножом только ради того, чтобы попасть к Эйрику в ученики.
– Преподобный – мастер мороков! – сообщил брат с таким видом, будто Диса сама этого не знала. – Его искусство не ведает себе равных.
– Так уж и не знает? – усмехнулась Диса, удивляясь и радуясь тому, что Арни наконец говорит и ведет себя как обычный девятилетний мальчишка. – Если он так хорош, чего ж ты не попросишься в ученики?
Она думала подшутить, но Арни неожиданно замолк, глядя на нее большими блестящими глазами. Похоже, она попала в точку, сама того не подозревая.
– Думаешь, он возьмет меня? – Брат спросил об этом так тихо, что Диса скорее угадала вопрос, чем услышала его. Она растерялась. Когда-то, когда они путешествовали на корабле в далекий Гамбург, ей казалось, что, если они поженятся, она сможет научиться у Эйрика всему, что тот умеет: насылать чары, рисовать ставы и создавать мороки… Но после свадьбы все изменилось. Дело было не только в новых обязанностях хозяйки хутора, которые на нее свалились, но и в том, что сама потребность ковыряться в его знаниях пропала. Она могла перенять у мужа парочку-другую мелких трюков, которые помогали в быту, но все время ощущала невидимый порог, разделяющий ее и его силу. У Дисы было странное неприятное чувство, что, возьми она что-то от него, отщипни кусочек его могущества, взамен придется отдавать что-то от себя.
– Ты всегда можешь у него спросить, – честно ответила она, и Арни кивнул.
На этом их разговор сошел на нет. Когда брат с сестрой собрали посуду и вернулись в бадстову, Эйрик крепко спал, лежа, как он любил, на самом краю кровати. В порыве внезапной сестринской нежности Диса дождалась, пока Арни заберется под одеяло, и укрыла его до самых ушей. Сама она осторожно пробралась к стене, стараясь не потревожить сон мужа, хотя если уж Эйрик уснул, ничто не могло его разбудить. Он всегда проваливался в сон, как в смерть, и так же стремительно просыпался. Ни разу за все время, что они жили вместе, Диса не видела, чтобы пастор дремал. Для него будто не существовало пограничных состояний: Эйрик либо погружался в сон с головой, либо бодрствовал каждым дюймом своего тела.
Диса устроилась у мужа под боком, чувствуя, как по рукам и ногам текут волны уютного тепла. От его кожи шел запах табака, мяты и сена, и для нее эти ароматы теперь навсегда связывались с домом. Она обняла его одной рукой и почувствовала, как горячие пальцы прижимают ее крохотную кисть к своей груди. Так хорошо. Так правильно.
* * *
Она проснулась посреди ночи, задыхаясь. Во сне Диса раскрылась и столкнула одеяло в ноги. Рубаха промокла насквозь и неприятно липла к груди. В бадстове было душно, точно кто-то выжег весь воздух. Пасторша протянула руку и не обнаружила Эйрика рядом. Место, где он спал, остыло. Тихо, стараясь не потревожить чуткий сон Арни, она натянула платье, сунула ноги в ботинки, накинула шаль и выскользнула в мглистую осеннюю прохладу.
Над их домиком низко висели звезды. Мягко перешептывались волны озера, круглая добрая луна висела над зыбкой рябью. Диса уже знала, куда ушел ее муж: он всегда спускался к черному песку, чтобы поразмыслить. Хотя дорога была ей так хорошо знакома, что ее можно было пройти даже в кромешной темноте, Диса все же коротким простым заклинанием – одним из тех, что научил Эйрик, – отправила вперед себя маленький огонек, не столько, чтобы осветить себе путь, сколько для того, чтобы предупредить мужа о своем приближении.
В водах озера луна казалась большой и тяжелой, но в море она терялась, таяла, пуская вместо себя длинную узкую дорожку от горизонта до самого берега. Черный песок с высоты казался громадной ямой, а две скалы, вырастающие из воды, напоминали раззявленную пасть морского змея. Блуждающий огонек пронесся вниз, подхваченный дуновением, и закружил на месте. Диса осторожно спустилась к пляжу. Песок захрустел под подошвами ее башмаков. Ветер тут был сильнее, и в нем отчетливо слышались шепот и гул. Море издает разные звуки, знала Диса. Оно без труда выдает неживое за живое, обманывает и лукавит.
Мужа она отыскала в пещере. Беглый огонек нашел приют на его раскрытой ладони, мелко подрагивая, как лепесток свечи. Его света хватало только на то, чтобы выхватить из темноты лицо пастора. Эйрик сидел на песке по-турецки и совсем не удивился Дисе. Перед ним на страницах «Серой кожи» полыхали алые буквы. Пещера полнилась шорохами. Гальд искрил и возмущался вторжению, ощупывал ее, любопытствовал… У ноги Эйрика стояла стеклянная банка, на первый взгляд совершенно пустая. Пасторша села рядом с мужем, заглядывая через его плечо в гримуар.
