Книга Стань моим завтра - Эмма Скотт

Бах!

Я доехал на метро до Манхэттена, а потом поймал такси, чтобы добраться до отеля «Плаза». Мой локоть побаливал каждый раз, когда я надавливал на него, опираясь на костыль, а щиколотка пульсировала так, словно в моем теле появилось второе сердце. Сердце, в быстром биении которого читались страх и недоумение.

Наконец передо мной открылся холл великолепного отеля «Плаза», впечатляющий элегантностью и богатством. Я доковылял до стойки регистрации и спросил у консьержа, как пройти в Наполеоновский зал. Он тут же позвал посыльного, чтобы тот лично проводил меня. Мы поднялись на четвертый этаж, на котором располагались конференц-залы. Парень открыл передо мной дверь, и я оказался в маленькой чайной комнате с античной мебелью и люстрой, которая наверняка стоила дороже, чем вся многоэтажка, в которой я жил.

Рой, сцепив руки за спиной, стоял лицом к окну, из которого открывался прекрасный вид на город. А на одном из стульев, попивая чай из изящной чашки, сидела Эвелин Джохансэн.

Миссис Джей.

Как только Рой заметил меня, он обернулся. При виде моей ноги и костылей на его лице появилась смесь шока и тревоги.

– Бекетт, что случилось?

– Ничего. Все нормально, – проговорил я, не сводя глаз с миссис Джей.

До этого дня я видел ее всего дважды – во время ограбления и когда суд выносил мне приговор. Тогда она была одета во все черное, и половину ее лица закрывала черная вуаль.

Сейчас на меня глядели ясно-синие глаза, окруженные парой морщинок. Брючный костюм миссис Джей по-прежнему выглядел безукоризненно, но блузка под пиджаком была сшита из мягкой ткани. Когда она опустила чашку, та звякнула о блюдце. Рука миссис Джей дрожала.

– Привет, Бекетт, – сказала она.

Я попытался ответить, но не смог выжать из себя ни звука.

Рой обошел вокруг стола и забрал у меня костыли, чтобы я мог сесть. Я молча и тупо глазел на миссис Джей, пока мой мозг кричал: «Что это значит? Что, черт возьми, все это значит?»

– У меня не так много времени, – сказала миссис Джей.

Ее низкий голос звучал по-светски утонченно. Это был голос настоящей хозяйки, которая устроила множество званых обедов и мероприятий по сбору благотворительных средств.

– У меня вечером самолет до Мельбурна, – добавила она.

Она потянулась за чемоданчиком, стоявшим возле ее стула, и положила его на стол, после чего щелкнула замками, открыла крышку и вытащила наружу стопку писем.

У меня сжалось горло. Вот они. Мои письма. Сорок одно письмо – все до единого. Большая часть была отправлена из исправительного учреждения «Отисвилл», остальные – из Бруклина.

Все конверты были распечатаны.

– Вы их читали? – я наконец обрел дар речи.

– Да, я прочитала их все, – ответила она. – Некоторые даже не единожды. Последние я перечитывала, наверное, раз двадцать. – Она улыбнулась уголками губ. Ее глаза блестели. – Письма про Зельду.

Я тяжело сглотнул и заморгал еще сильнее.

– Правда?

Она кивнула, проводя пальцами по лежавшему сверху конверту. Это было мое последнее письмо, в котором я просил ее благословения.

– Я не собиралась разговаривать с тобой перед отлетом, – произнесла она. – Хотела сесть на самолет, не оставив нового адреса, и улететь на другой край света. Но не смогла. Я должна ответить на два твоих вопроса.

Она сложила руки на столе и посмотрела мне в глаза пристальным взглядом.

– Да.

– Да… – прохрипел я, задыхаясь от прилива надежды.

– Ты спрашивал, кажется ли мне, что я застряла в моменте смерти моего мужа. Ответ – да. Последние три года я снова и снова проигрываю эту секунду в голове – так же, как и ты. Мысли о ней преследуют меня днями и мучают кошмарами по ночам. Но еще меня преследует твое лицо.

– Мое?

– Я никогда не видела, чтобы у кого-то на лице была написана такая боль. Мне казалось, что я смотрю в зеркало, – сказала она и нервно улыбнулась. – Настолько, насколько могут быть похожи отражения пятидесятилетней женщины и красивого юноши. Но в твоих глазах я увидела все то, что чувствовала сама: все это было огромной ошибкой. И если бы мы только могли перемотать время на несколько минут назад, вернуться в прошлое и все изменить… мы бы это сделали.

Я бросил взгляд на Роя. Его лицо было напряжено – как будто на нем стояла плотина, которая сдерживала бушующий поток эмоций. Когда он смотрел на миссис Джей, его глаза блестели.

– Прежде чем я отвечу на твой второй вопрос, – сказала она, – я бы хотела кое-что у тебя узнать.

Я кивнул.

– Конечно. Что угодно.

– За три года ты прислал мне сорок одно письмо, но ни разу не попросил о прощении. Почему?

– Мне казалось, что я не вправе о таком просить, – сказал я, чувствуя, как слова дерут мне горло. – Я не уверен, что заслуживаю его.

– Ты ее любишь?

– Да, – прошептал я. Потом повторил громче: – Да. Я в нее влюблен.

– Это из-за нее ты вчера нарушил условия своего освобождения и поехал в Филадельфию?

– Да. – Я выпрямил спину. – И если бы я мог перемотать время на пару минут и отправиться в прошлое, я сделал бы то же самое.

Миссис Джей кивнула.

– Ты ни разу не просил меня о прощении, но в последнем письме попросил дать тебе благословение. Перейдем ко второму вопросу, на который я хочу сегодня тебе ответить. Ты просил у меня разрешения быть счастливым, так ведь?

Я попытался ответить, но она качнула головой. Всего один раз.

– Это не мне решать. Не мне создавать твое счастье. Тем не менее я могу дать тебе благословение, чтобы ты попытался его обрести. Вместе с Зельдой.

Ее глаза светились, а голос дрожал.

– Да, Бекетт. Это мой ответ. Я даю тебе свое благословение и, хотя ты никогда не просил меня об этом – а может быть, именно потому, что ты не просил, – я также даю тебе свое прощение. Я тебя прощаю.

Слезы потекли по ее щекам, капая на лацкан дорогого пиджака.

– Я прощаю тебя.

Я почувствовал себя невесомым и, вцепившись в стул, безмолвно наблюдал, как миссис Джей подходит ко мне. Я поднялся на дрожавшие ноги, и она меня обняла.

Время замерло, затянув нас в сюрреалистичное пространство, в котором я бесконечно повторял, что мне ужасно жаль, а миссис Джей говорила, что прощает меня.