Слоан тщательно обработал рану спиртом и налил в пузырь, который также прислала миссис Нили, ледяной воды. Затем приложил пузырь к опухоли; Саманта тотчас заворочалась при первом же прикосновении холода.
Ее руки дернулись, голова задвигалась, сбрасывая холодный пузырь. Слоан схватил ее за руку.
Мгновение она оставалась неподвижной. Он сжал ее руку.
– Это я, Саманта! Все хорошо. Ты напугаешь меня до смерти, если не проснешься.
Ее глаза широко распахнулись, и она уставилась прямо на него. Слоан попробовал совладать с собой.
– Саманта, не смотри на меня так. Скажи что-нибудь.
Она чуть нахмурилась, скользнула взглядом по хижине, в испуге сжала его руку, а потом резко оттолкнула.
И содрогнулась от ужаса, когда наткнулась на него взглядом.
Глава 39
Слоан попытался не паниковать. Она очнулась и могла связно говорить! Он старался ободряюще улыбаться, хотя улыбка давалась ему с трудом.
– Я твой муж. Ты помнишь меня? – без конца спрашивал он, проверяя ее пульс и изучая зрачки.
Саманта осматривала убогое помещение и казалась совершенно сбитой с толку. То, как она морщилась и закрывала глаза, поворачивая голову, свидетельствовало о характере ее ранения. Он знал эти ощущения по себе.
– У меня тут порошки от головной боли. Я не хочу давать тебе слишком много, какое-то время тебе нельзя спать.
Когда она слабо кивнула, Слоан вылил из своей чашки кофе, наполнил ее водой из фляжки и развел порошок. Он чуть-чуть приподнял ей голову над импровизированной подушкой из сложенной одежды и помог выпить лекарство. Девушка судорожно глотнула, потом опустилась на подушку и что-то с облегчением пробормотала.
– Извини, но я не дам тебе уснуть, Сэм. Можешь сказать, какой сейчас год?
Глаза ее оставались закрытыми, лоб наморщился, она изо всех сил старалась вспомнить. Во рту у Слоана пересохло от напряжения, пока она наконец не ответила:
– Шестьдесят восьмой.
Между тем был март шестьдесят девятого. Несколько месяцев выпало из ее памяти. Немного. Он снова попытался:
– Как тебя зовут?
Она уверенно открыла глаза и посмотрела на человека, задающего такие глупые вопросы.
– Саманта Сьюзен Нили.
Он улыбнулся, узнавая прежнюю Саманту.
– Сьюзен. Здорово! Никогда не мог понять, почему твой отец назвал трех красивых девушек мужскими именами.
Она снова закрыла глаза.
– Потому что хотел мальчиков. Потому что семейная традиция обязывала его называть детей именами ближайших родственников, а все они были мужчины.
Слоан позволил себе чуть расслабиться. Первые после пробуждения слова девушки напугали его, теперь же он постепенно приходил в себя. Ее, конечно же, терзала боль, и ему не по душе было заставлять ее бодрствовать, но что поделаешь… Некоторые сомнения, еще остававшиеся у него, заставили его задать новый вопрос:
– Хорошо, Саманта Сьюзен, теперь назови мое имя. Он заметил тень неуверенности, мелькнувшую у нее в глазах. Через мгновение она выпалила:
– Откуда мне знать? Отродясь вас не видала. Слоану словно дали под дых, но он устоял. Она жива, основные функции, кажется, в порядке – это главное. Потеря памяти была лишь временным явлением, все быстро вернется в норму. Осторожно, очень спокойно он спросил:
– Что ты помнишь последним, Саманта?
Она словно бы собиралась с мыслями, затем, чуть наклонив к нему голову, очень тихо и немного встревоженно произнесла:
– Караван. Я помню караван фургонов. Но как-то смутно. Не могу вспомнить ясно. – Она уставилась на Слоана потемневшими глазами. – Что произошло? Где моя семья? С ними все в порядке?
Он сжал ее руку, предупреждая нарастающую панику.
– Все нормально, Саманта. Правда, все в порядке! У всех все хорошо, и они ожидают, когда мы вернемся в поселок. Ты сильно ударилась головой, когда мы нашли твою долину, и, похоже, утратила память о последних месяцах. Вот отдохнешь, и все опять придет в норму.
Она вцепилась в его руку и следила за каждым его движением, будто он стал для нее средоточием всей вселенной.
– Моя долина? Мы нашли ее?! И сейчас мы в долине?
Слоан кивнул и улыбнулся. С ним по-прежнему была настоящая Саманта. Правда, она отстала на несколько месяцев.
– В самую точку, милая. Мы как раз посреди долины. У тебя тут несколько тополей и забытая хижина, а также ручей, который, вероятно, не пересыхает до самого августа. Ничего не понимаю в земле, но она тебе понравилась, когда мы пришли сюда.
Морщась от боли, она попыталась приподняться на локтях и выглянуть наружу.
– Я хочу посмотреть. Здесь можно держать лошадей и сеять злаки? – Она встревоженно посмотрела на Слоана. – Если здесь только тополя, мне придется позаботиться о лесоматериалах.
– Э-э, милая, не спеши. Двигаться тебе еще рано, да и темно уже. Лучше я покормлю тебя. Ты целый день маковой росинки в рот не брала.
Увидев, как незнакомец вышел за дверь, Саманта вздрогнула. Ей казалось, что она провалилась в какую-то трубу и теперь вылетела с противоположного конца, не имея никакого представления о том, как сюда попала и что творится вокруг. Она могла быть, например, в Китае, каким он ей представлялся. Этот незнакомец оказался единственным посредником между ней и реальностью. Такой спокойный, с ним возникало ощущение безопасности, одно его присутствие ободряло. Лучше бы он не оставлял ее одну.
То, что он назвался ее мужем, отнюдь не ужаснуло ее. Может быть, это означает, что ее мозг еще способен что-то воспринимать, несмотря на частичную потерю памяти. Странное ощущение! Она откинулась на импровизированную подушку и увидела, что он возвращается с седельными вьюками и тарелкой чего-то съестного, похоже, приготовленного на костре.
– Ты можешь сесть? – озабоченно спросил он, сбросив поклажу в угол и устраиваясь на полу рядом с ней.
Будь у нее такой муж, она считала бы себя счастливейшей женщиной на свете. Не говоря уже о том, что он невероятно красив – хотя в его красоте ощущался какой-то изъян, – он был так внимателен к ней! В глазах его светилась забота, прикосновения были нежными, а в словах звучало столько симпатии и уважения, сколько бывает лишь у влюбленных. Разве такой мужчина может испытывать интерес к Саманте Нили, какая ей была известна? Но не исключено, что она изменилась за эти выпавшие из памяти месяцы.
Он помог ей сесть. Голова девушки раскалывалась от боли, так что было трудно глотать эти давленые опилки, изображавшие пищу, но она послушно жевала хлебную корку и запивала ее водой. Его одобрительный кивок вызвал прилив совершенно необычного тепла где-то внутри.
