Я слышала стук его сердца, медленное течение крови в его венах. Внутри бурлила энергия жизни, да так, словно я могла долететь до луны или нырнуть до дна океана. Но он не шевелился так долго, что в сердце возник страх. В лунном свете лицо юноши было измученным и осунувшимся. И все-таки его веки приподнялись.
Бледный свет украл все краски, так что глаза Эрлана стали бездонными, как море в ночи. Я боялась, что он забыл о местонахождении или пожалел о своем решении. А дракон горестно поглядел на меня.
– Ты отняла по меньшей мере пятьдесят лет моей жизни!
Меня уязвили его слова.
– Забери их назад!
– Не могу. К счастью, мой срок жизни многократно больше твоего.
– Как долго живет дракон?
– Тысячу лет, если повезет. Правда, не все мы везунчики. – Он поднял бровь.
– Прости. – Мне было стыдно смотреть ему в его глаза. Вместо этого сосредоточилась на линии его сильной шеи. Если бы Эрлан дал мне свою кровь, я бы точно убила его. Тут он попытался сесть прямо.
– Следовало раньше тебя остановить. Хотя теперь я понимаю, отчего мужчины уступают призракам. – Он говорил легко, но мои уши заполыхали от унижения.
– Это ты сунул язык мне в рот! – выпалила я и тут же об этом пожалела. Нет ничего хуже, чем толковать о чужих языках и обнаруживать всю глубину собственной неопытности. И кроме того, воспоминание о его языке заставляло меня дрожать и гореть, словно в лихорадке. С Тиан Баем такого не случалось – мне легко было понять свое место в паре. Но он ухаживал за мной, в то время как Эрлан был совершенно из другого мира. «Не те у нас отношения», – напомнила я себе.
Но он только кинул на меня насмешливый взгляд.
– Я слегка отвлекся.
– Спасибо, – наконец промолвила я. И поняла – впервые я поблагодарила Эрлана официально.
– Боюсь, ты можешь измениться во многих смыслах, а не в одном.
– Как это?
– Сейчас не могу сказать. Как правило, я не брожу тут и там, раздаривая свою «ци» людям.
Я оглядела себя. Былая прозрачность пропала. Я выглядела плотной, почти материальной, за исключением окружавшего меня слабенького призрачного огня. И даже он таял, пока не превратился в бледное свечение. Эрлан положил руку на мое лицо. Я отпрянула, будто он меня обжег.
– У тебя на щеке грязь, – спокойно сообщил он.
Я смущенно потерла лицо, но он ничего не сказал. Луна скрылась за облаками, и ночь стала темной. Погода менялась, воздух сгущался, точно перед бурей.
– Что теперь будешь делать? – поинтересовалась я.
– Я как раз летел к советнику, когда ты позвала. Несомненно, власти будут сильно недовольны, ибо ответственные лица замешкались с ордерами на арест.
– Так Лим Тиан Чин пока что на свободе?
– Да, но я бы больше волновался о господине Оуяне. – Эрлан резко поднял голову, выражение его лица стало напряженным. – Мне нужно уйти.
– Почему?
– Бычьеголовые демоны в пути. Не могу определить, какая это караульная рота.
– Возьми меня с собой!
– Определенно – нет! Не хочу, чтобы моего свидетеля разорвали.
Я пыталась кричать на него, но мощный порыв ветра кинул слова назад, в лицо. Палочки и листья закружились в вихре, и затем Эрлан исчез. Я осталась одна на пустынной дороге.
Глава 35
Несмотря на прежнее желание найти медиума, растущая тревога побудила меня направить Чендану в сторону дома. Что-то происходило в мире духов, и я боялась за свою семью. Эрлан, без сомнения, не одобрил бы такой поступок, но мне было все равно. Тело окрепло, кровь пела в венах. Лошадь мчалась через кладбище, ее грива развевалась, попадая мне по лицу. Ночное небо, раньше такое ясное, заволокли облака. Луна спрятала свой лик.
Мы достигли пригорода Малакки, когда переполнявшее меня ликование схлынуло, словно волна от берега. Взамен явилось чувство одиночества. Эрлан улетел так стремительно, что от меня как будто отрезали кусок. Я отогнала эти мысли, раздумывая теперь об исчезновении демонов с прежнего поста. Они отсутствовали так долго, что я не была уверена, знала ли Фэн вообще об охране дома. В ином случае она бы не убрала все листки с заклинаниями с окон. Судя по всему, она поступила так ради собственного удобства, посчитав, что ей будет легче приходить и уходить при надобности.
Когда мы въехали в город, небо стало мрачным. Даже огоньки духов на улицах стали слабыми и рассеянными. Вокруг практически никого не было, однако моя кожа покрылась мурашками.
Доехав до дома, я сразу поняла: что-то не так.
Хотя час был поздний, из окон лился яркий свет. Я соскользнула со спины Ченданы, велев ей ждать. Удивительно, но просочиться сквозь парадную дверь было трудным делом. Хороший знак, правда, времени оценить его у меня не оставалось.
Я пробегала комнату за комнатой в поисках няни или отца. Найти их оказалось несложно. Все, что мне потребовалось, – устремиться на звук криков.
Фэн стояла в столовой, держа перед собой отца, словно щит. Белки ее глаз закатились, и взгляд стал как у безумной. А предмет, от которого она пряталась, был всего лишь травяной настойкой на подносе.
– Убери это! – проорала она.
Ама взяла глазурованный горшочек и двинулась к ней.
– Что-то не так? – спросила она. Но Фэн испустила такой вопль, точно ей предлагали скорпиона.
– Прикажи ей убираться из дома!
– Ли Лан, что с тобой? – спросил отец. Он был сбит с толку, а зрачки глаз неестественно расширились. Я поняла, что он вновь курил опиум.
– Она сошла с ума, – произнесла Ама. И сделала еще шаг навстречу Фэн. – Ты еще болеешь, – нянечка говорила успокаивающе. – От настойки станет легче.
Едва не устремившись вперед, я остановилась, так как вспомнила – меня не увидит никто, кроме самозванки. Вместо этого я скрылась за стеной. С изумившей меня скоростью Фэн выбила горшочек из рук няни. Он разбился на плиточном полу, и отец вскрикнул от горя. Этот сосуд был частью сервиза из маминого приданого.
Коварная женщина отпрыгнула прочь, избегая соприкосновения даже с капелькой пролитого настоя.
– Старуха хочет меня отравить! – бросила она моему отцу. – Она наслала болезнь! На мне ее проклятье!
– Правда ли это? – спросил отец.
Ама затрясла головой, но из-за страдания ее лицо исказилось как у обезумевшей.
– Я бы никогда…
Но Фэн прервала няню.
– Прикажи ей вывернуть карманы, – сообщила она. – И увидишь, какое колдовство она припасла для меня.
Отец открыл рот. Я знала, как он презирал суеверия и как спорил с пожилой воспитательницей во время моей болезни.