Книга Смерть миссис Вестуэй - Рут Уэйр

– О, какая же вы счастливица! – сказала санитарка, раздергивая занавески.

– Что? – прохрипела Хэл, у которой разламывалась голова, а горло нестерпимо болело, когда она пыталась говорить.

– Посетители. И с таким чудесным букетом цветов. Вам помочь надеть халат?

Хэл покачала головой, гадая, какие же это могут быть посетители. Вероятно, опять полиция, хотя у нее было ощущение, что она рассказала о событиях в Трепассене столько раз, что сбилась со счета, – точно больше, чем могло выдержать больное горло. Хотя неужели же полицейские принесут цветы?

Санитарка ушла, заторопившись по коридору к следующему пациенту, и Хэл села в кровати, одернула футболку, поправила руками волосы и постаралась приготовиться к любому, кто войдет в ее отсек.

Но ей так и не удалось подготовиться к тому, чтобы увидеть тех, кто, волнуясь, шел по коридору. Абель и Митци. Абель нес букет цветов – чуть ли не больше его самого, – а у Митци было в руках нечто, напоминающее по форме домашний пирог.

– Привет, Хэрриет, – осторожно сказал Абель, и Хэл увидела, как у него двинулся кадык, когда он от неловкости сглотнул. – Надеюсь… Надеюсь, все в порядке.

Голос его замер, и вперед вышла Митци, ее розовое лицо было розовее обычного.

– Если честно, Хэрриет, мы оба вполне способны понять, если вы не можете видеть обитателей Трепассена, поэтому прошу вас, не стесняйтесь и, если что, попросите нас уйти. С моей стороны это чистый эгоизм, я так разволновалась, когда услышала новости. Хардинг дома с детьми, а Абель любезно согласился подбросить меня… О нет, Хэрриет, пожалуйста, не вставайте.

Хэл не без труда спустилась с кровати, нетвердо поставив ноги на пол, и упала в такие крепкие, твердые объятия Митци, что ей даже нечем стало дышать.

– О, моя дорогая, – все повторяла Митци. – О, моя дорогая, какое испытание, ну и ну, этот жестокий, ужасный человек… Я даже не могу…

Она осеклась и отступила, уверенным жестом вытерев глаза краешком платка от «Гермеса». Вперед вышел Абель. Он не стал обнимать ее, во всяком случае, не в полном смысле этого слова – просто положил обе руки на плечи, мягко поддерживая, словно боялся, что она сломается, и глядя с такой печалью в серых глазах, что у Хэл ком встал в горле.

– О, Хэрриет, вы сможете нас простить?

– Простить вас? – попыталась переспросить Хэл, но ободранное горло оборвало слова, и ей пришлось повторить, чтобы посетители смогли ее понять. – Что же мне вам прощать?

– Все, – многозначительно ответил Абель. Он сел у изголовья кровати на маленький жесткий стульчик, а Митци устроилась в ногах. – За то, что мы, ничего не зная, позволили вам ввязаться во все это. За то, что были слепы двадцать лет. В глубине души я чувствовал, что что-то не так, да все мы чувствовали. Но он был так очарователен, с ним было так весело, когда он этого хотел.

– И никто из вас не знал правды? – с трудом спросила Хэл.

Это был вопрос, не утверждение, и Абель покачал головой.

– Мать знала. И… я думаю, миссис Уоррен тоже, почти наверняка.

– Миссис Уоррен? – Митци пришла в ужас. – Она знала и ничего не сказала?

– Она его любила, – просто ответил Абель. – И мать, полагаю, тоже, по-своему. Наверно, они чувствовали… – Он развел руками. – Ну, что сделано, то сделано. Мэгги было не вернуть. И возможно, они думали – простите меня, Хэл… – Абель сделал глубокий вдох. – Я хочу сказать, возможно, они считали, что она его спровоцировала и он не стерпел. Ну, что-то вроде преступления, совершенного в состоянии аффекта.

– Да, миссис Уоррен все знала, – сказала Хэл. Горло болело, и она глотнула воды из стакана, стоявшего в изголовье. – Он не мог быть в этом уверен, но, зная отношения двух женщин, предполагал. А это серьезная опасность. Поэтому он и убил ее. Она пыталась предупредить меня. А я не поняла. Решила, она мне угрожает. Я думала, она расставила мне ловушку на лестнице, чтобы запугать, чтобы я уехала, но это был… – Она умолкла. Как это сказать? Эзра? Мой отец? Мой отец расставил мне хитроумную ловушку, чтобы я перестала копаться в собственном прошлом? – А теперь она мертва, – закончила Хэл.

Она словно оцепенела от бессмысленности. Мод, Мэгги, попытка убить ее саму. Она не могла простить Эзру, но могла его понять. Он убил в припадке бешенства, от какой-то исковерканной любви. Ведь по большому счету главной и единственной любовью Эзры был он сам. Его избаловали слепым обожанием, он долго жил в полной беззаботности, ему незнакомо было чувство ответственности, и любое препятствие на пути осуществления своих желаний он воспринимал как конец света. А тут вдруг Мэгги предъявляет ему какие-то требования. Он просто не мог этого вместить. А где-то живет сестра, которая подозревает или знает правду. Как тут не подстраховаться? Но миссис Уоррен… У Хэл было еще множество вопросов – вопросов, на которые могла бы ответить только миссис Уоррен, и ей захотелось плакать. Вспомнилось лицо миссис Уоррен в первый день – пришедшее ей на ум сравнение с ребенком, который смотрит, как кошка подкрадывается к ничего не подозревающим голубям, – смотрит в устрашающем предвкушении кровавой бойни, которая сейчас произойдет. Тогда Хэл казалось, что кошка – это она сама. Теперь она поняла – кошкой был Эзра. Однако миссис Уоррен видела опасность и не сделала ничего, чтобы предотвратить развитие событий. Лишь попыталась предупредить Хэл.

Убирайтесь, если не хотите беды на свою голову. Пока еще есть время…

– Она одна оставалась из тех, кто знал правду, – медленно сказала Хэл. – И он… боялся, что она может предупредить меня.

Она мысленно пробежалась по прошедшим годам, подсчитывая погибших, которые валились, как костяшки домино, после первой вспышки ярости в лодочном сарае. А последняя костяшка – она сама, Хэл. Только вот она не повалилась. В отличие от него.

– Митци… Я соболезную вашей утрате.

– А я вашей, – ответила Митци, и в ее круглом розовом лице была мудрость, которую Хэл совершенно не ожидала встретить в этой женщине. Бесконечное сострадание под самодовольным фасадом. – Это был ваш отец.

От этих слов вздрогнул Абель, не Хэл. Он закрыл лицо руками, как будто не мог всего этого слышать, так что Хэл захотелось протянуть руку, сказать, что все в порядке и так и останется. Каким бы ни был ее отец – он утонул. Зато у нее была не одна, а две замечательные матери, которые боролись за нее, берегли ее, и она этим счастлива. Но Хэл не могла найти нужных слов.