Марк повернулся к ней, опершись на локоть.
– Правда? – спокойно спросил он, ничуть не удивившись.
– Не знаю. Так считает она. Или хочет, чтобы мы в это поверили. Ты слышал что-нибудь о вкладах в недвижимость?
– Твоего отца?
– Нет, матери.
Марк ответил не сразу.
– Я, помню, как-то говорил с ней об этом, и меня поразила ее осведомленность в этих вопросах. Она не упоминала о других вкладах, но я не удивлюсь, если ей приходилось частенько ими заниматься. Она говорила со знанием дела.
Это явилось для Сюзанны неожиданностью.
– Она никогда не говорила со мной о недвижимости.
– А ты спрашивала ее?
Сюзанна смерила его взглядом. Его лицо почти терялось в темноте, но глаза сверкали холодным блеском.
– Зачем?
– Значит, не спрашивала. А я, поскольку занимаюсь инвестициями в недвижимость, наверное, упомянул об этом, и вот завязалась беседа.
Сюзанна хотела поспорить. Но у Марка железная логика.
– Хорошо, – не сдавалась она. – Если бы тебе предложили определить, кто внес наибольший вклад в развитие виноградника, кого бы ты назвал?
Марк задумчиво уставился в потолок.
– Если речь о винограднике, то Карла, конечно.
– Почему не маму?
– Я дал бы ей приз за ведение бизнеса. А Карлу – за виноградник.
– А мой отец? Чем бы ты наградил его?
Марк подумал с минуту, потом сказал:
– Я бы премировал его за лучшую рекламную кампанию. Он добился в этом невероятных успехов. Скажи кому-нибудь про Асконсет – и сразу вспомнят Эла.
– Как ты думаешь, он был умен? Проницателен? Хитер? Был ли он хорошим бизнесменом?
– Да, он был умен. Я всегда считал, что ему надо было стать сценаристом. Он обладал редким драматическим талантом и даром слова.
– А бизнес?
Марк усмехнулся:
– Не знаю. Его инвестиции, которые он передал мне, так и не принесли дохода. Но я не хочу говорить плохо о покойном. Эл и сам смеялся над своей недальновидностью, а я, как видишь, выжил и без его вложений.
Сюзанна повернулась к нему.
– Почему я ничего об этом не знаю?
– О том, что я выжил?
– Нет, что инвестиции отца не принесли дохода.
Марк помедлил с ответом.
– А зачем мне было говорить тебе об этом? – спросил он, наконец. – Какой смысл? Зачем унижать отца в глазах дочери?
– Потому что я должна была знать правду.
– А правда в том, что он был хорошим человеком.
– Правда в том, – возразила Сюзанна, чувствуя себя обманутой, – что он почти ничего не сделал для Асконсета.
– Разве так считает Натали?
– Натали этого не говорила, – возразила Джилл. Она лежала на спине, отодвинувшись от Грега как можно дальше, только чтобы не упасть с кровати.
Он сел в постели, чтобы хоть как-то сократить разделявшее их расстояние.
– Она на это явно намекает. Отец в ее книге выглядит каким-то недоумком.
– Грег, я читала ее книгу. Она вовсе не имела это в виду. По словам Натали, все считали, что виноградником заведует Александр, а на самом деле все было не так. Ты же вырос здесь. Ты помнишь, чтобы отец принимал важные решения?
– Я помню, что он рекламировал Асконсет повсюду.
– Правильно. У него это отлично получалось. Но он ничего не знал о винограде и не умел подводить баланс.
– Моя мать тоже не умела. Этим занимался бухгалтер.
– Хорошо, – спокойно согласилась Джилл. – Позволь мне перефразировать. Он не просматривал счета, представленные бухгалтером.
– А Натали?
– Натали их регулярно просматривала. Если ты внимательно читал ее книгу, ты это должен понимать.
Занавески тихо раскачивались от ветра, но в комнате было по-прежнему душно. Грег вскочил с постели и распахнул окно. Опершись о подоконник, он подставил лицо свежему соленому ветру, пахнущему грозой.
Немного успокоившись, он заметил:
– Она рассказывает об этом так, словно сделала все своими руками.
– И ты никак не можешь с этим смириться, – сказала Джилл, но ее раздражение тоже улеглось, и эта фраза прозвучала скорее как утверждение, чем вызов.
Ветер принес с собой запах листьев и земли и всколыхнул прошлое. В детстве Грег часто помогал сажать виноград, прореживать листву, собирать урожай. Ему было приятно вспоминать об этом.
Но он не помнил, чтобы отец находился с ним рядом.
– Хорошо, – сказал Грег. – Я готов кое с чем согласиться. Да, я допускаю, что отец потерял свой обувной бизнес, но ведь он был не единственным солдатом, который, возвратившись с войны, остался ни с чем. Допустим, Натали вкладывала деньги в недвижимость и передала Карлу бразды правления виноградником. Черт подери, она же была влюблена в него. Понятно, почему он ходил у нее в любимчиках.
Джилл приподнялась с подушки.
– Она всего лишь позволила ему управлять виноградником, потому что он лучше других знал, что надо делать. Это чистый прагматизм и больше ничего.
Грег наклонил голову.
– Может, она хотела наказать отца за то, что тот потерял фабрики? Она намеренно преуменьшает его роль, желая выставить себя и Карла в более выгодном свете.
– Она вовсе не принижает Александра, – настаивала Джилл. – Она позволила ему заниматься тем, что больше всего ему удавалось.
Грег выпрямился:
– «Позволила». Вот видишь, она позволила ему заниматься рекламой. Как будто он идиот, которого надо кормить с ложечки.
Джилл отвернулась к стене.
– Бесполезный спор. Ты безнадежный тупица.
Он подошел к постели.
– Я пытаюсь понять. Пытаюсь поделиться с тобой своими мыслями. Разве ты не этого хотела? Сама же говорила, что я должен быть с тобой более откровенным. – Она не пошевелилась, и он смягчил тон. – Послушай, я пытаюсь понять мамину точку зрения, но это противоречит всему, чему меня учили в детстве. Меня учили, что отец – самый умный и сильный. А теперь выходит, что он вовсе таким не был.
Джилл повернулась к нему.
– Нет, она пытается сказать совсем другое. Она старается доказать, что была сильнее, чем вы о ней думали. Неужели это так плохо?
– Нет, – ответил Грег. – Нет, конечно. Это многое объясняет. Если она на самом деле руководила Асконсетом, если была так поглощена работой, то мне понятно, почему у нее не оставалось на нас ни сил, ни времени. Я всегда ездил на каникулы вместе с отцом. У него были дела в Нью-Йорке и Филадельфии, но для меня эти поездки превращались в настоящий праздник. Я чувствовал себя… нужным ему. А мать… для нее я был обузой. Отец давал мне гораздо больше любви, чем она.
