«Для Кёпгена, таким образом, не только сам Христос андрогинен, но также и Церковь — весьма значительный вывод, логичность которого невозможно отрицать. Следствием его является особый акцент на двуполости и на нераздельном единстве Церкви и Христа, которое основывается также и на доктрине corpus mysticum.[231] Это также предвосхищает и бракосочетание Агнца в конце времён, ибо андрогин „обладает всем, что ему потребно“, и уже представляет собой complexio oppositorum[232]».
Безусловно, эти соображения носят глубочайший теологический и философский характер, но даже на нашем уровне постижения мы можем уловить в них отблеск алхимических воззрений на природу андрогина. Анонимный автор «Золотого трактата», иногда приписываемого самому Гермесу, выражает ту же мысль более прозаическим языком:
«Подобно тому как тень постоянно следует за телом того, кто идёт при ярком свете солнца, так и наш андрогинный Адам, который хотя и выглядит как мужчина, но тем не менее всегда носит с собою Еву, свою жену, скрытую внутри его тела».[233] (Курсив К. Р. Джонсона.)
В таком случае получается, что по достижении адептом успеха, его внутреннее «я» в более полной мере соединяется с внешним, а мужской и женский компоненты личности гармонизируются, причём ни один из них более не доминирует. Этот конечный результат всегда оказывается одним и тем же, независимо от того, был ли адепт до того мужчиной или женщиной. Ни в том, ни в другом случае нет ни малейшей необходимости в окончательной утрате сексуальности, равно как в полной перемене пола.
Однако отмечается, что при этом возможны и чисто физические изменения — в чертах лица адепта, которое лишается ярко выраженных черт того или иного пола и может отныне восприниматься то как мужское, то как женское.
Всё это очень хорошо, но как нам в таком случае следует воспринимать в рассказе Канселье тот факт, что Фулканелли был одет как женщина — и, если уж на то пошло, одет в женское платье XVI века?
И снова мы оказываемся в той области, где можем лишь строить догадки и делать предположения. И всё же самый контекст его повествования наводит на мысль, что присутствие Канселье в испанском замке Фулканелли имело свою цель, и цель эта во многом напоминает инициацию. А как мы уже видели на примере братства суфиев и других мистических движений, инициационные обряды облекались подчас в самые странные и причудливые формы, непостижимые или даже откровенно бессмысленные, с точки зрения непосвящённых.
Покойный Джерард Хейм утверждал, что у Канселье сохранились лишь весьма смутные воспоминания о его визите в Испанию. Он хорошо помнил лишь немногое из того, что там с ним произошло, например то, что действительно побывал в замке, где жили посвящённые алхимики, которые были одеты в причудливые наряды. Из этого Хеймс сделал вывод, что в процессе посвящения Канселье, возможно, подвергся некой форме гипноза, долженствующей стереть из его памяти самые важные элементы тех событий, а также что процесс этот — возможно, даже намеренно — был проведён не очень тщательно, благодаря чему некоторые наиболее странные воспоминания в его сознательной памяти всё-таки сохранились.
По собственному признанию Канселье, он так и не смог достичь Третьей ступени Великого Делания. Следовательно, у нас есть некоторые основания предполагать, что он точно так же мог «провалить» и инициационные испытания, возможно имевшие место во время его пребывания в Испании. Иначе почему же ему не позволили остаться в замке Фулканелли и продолжить работу? Или хотя бы не дали какое-нибудь другое задание — например, продолжать нести людям учение Фулканелли и его понимание алхимии?
