С одной стороны, у нас имеется сообщение Канселье о встрече с Фулканелли, преображённым в женщину — по крайней мере, лицом, — а с другой — сведения о некой загадочной субстанции, которая вводит человека как раз в искомое состояние, даря ему при этом просветление сознания и долгую жизнь. И несмотря на то, что методологически техники саморазвития, предусмотренные в системах тантры и суфизма, а также в доктрине Гурджиева, не аналогичны алхимическим, все они заканчиваются примерно одним и тем же. То есть мы приходим к тому, что достичь одних и тех же результатов можно разными путями.
В своих «Философских обителях» Фулканелли рассказывает читателям о весьма любопытной статуе — следует заметить, одной из четырёх, — украшающей гробницу короля Франциска II в Нантском соборе. Он называет её аллегорией Благоразумия. (См. ил. 18.)
Спереди она представляет собой фигуру молодой и красивой женщины, одетой в длинную мантию с капюшоном и глядящую на своё отражение в необычном выпуклом зеркале. Однако сзади, на затылке, у неё есть ещё одно лицо — старого, умудрённого годами мужчины с длинной бородой.
Фулканелли проводит параллель между этой фигурой и двуликим римским богом Янусом, сыном Аполлона и Креусы,[226] и сообщает, что видит в этом изваянии Природу во всех её проявлениях — как внутренних, так и внешних, — закутанную в плащ Философии.
Однако под внешним покровом Благоразумия, говорит он, скрывается таинственный образ древней алхимии, и «через атрибуты первого мы получаем посвящение в тайны второй».
«Весьма рекомендуется сочетать „здорового и сильного старика с молодой и прекрасной девственницей“. От этого алхимического брака рождается металлическое дитя, именуемое андрогином, ибо он обладает одновременно природой своего отца, серы, и матери, ртути… когда мудрые говорят об андрогине, они подразумевают под этим искусственно составленное производное серы и ртути… Таким образом, это указывает на предыдущее состояние серы и ртути — изолированное, или экстрагированное, — а не на тело, произведённое природой от союза старого мужчины и юной девушки…
И поэтому элементарная логика побуждает нас отыскать источник серы и ртути, если уж мы хотим через их союз обрести философского андрогина, иначе называемого ребисом, compositum de composites,[227] живую ртуть и так далее, сиречь правильный материал для Эликсира. Из двух его первоначальных химических родителей, серы и ртути, один остаётся вечно неизменным — это его девственная мать; что же до старика-отца, то когда его роль оказывается выполненной, ему приходит время уступить место юному другому. И вот от этих двух союзов рождаются дети разного пола: сера сухой и огненной природы и ртуть „лимфатического и меланхолического“ темперамента. Именно это имели в виду Филалет и д'Эспанье, когда говорили, что „наша дева становится невестой дважды, не теряя при этом девственности“. Другие [алхимики], подразумевали то же самое, но в куда более тёмной и непонятной манере, уверяя нас, что „Солнце и Луна небесные не суть звёзды философов“. Здесь читатель должен понять следующее: родителей Камня никогда нельзя найти в природе в готовом виде, и формирование его зависит от союза герметических Солнца и Луны, а потому да не разочарует мастера первый плод их соития».[228]
Несмотря на то что Фулканелли выражается здесь крайне неясно, аналогии с тантрической традицией лежат буквально на поверхности. Далее он указывает на некую «свернувшуюся кольцами змею», изображённую у правой ноги статуи Благоразумия. И снова, не ссылаясь прямо на тантризм и не употребляя терминов вроде «кундалини-шакти», или «змеиная энергия», он называет это явление «движущей силой, оживляющей и одухотворяющей Великое Делание», и указывает на главную его тайну — обретение способности «убить живое», то есть непробуждённое, земное тело и душу, и «оживить мёртвое» — дремлющую змеиную энергию, несущую просветление. Он снова приводит известнейшую алхимическую аксиому solve et coagula, в которой, как говорят, содержится ключ ко всему Деланию — «растворить» (тело) и «сгустить» (душу).
Разумеется, сама концепция андрогина не носит чисто физический или сексуальный характер. Её главный смысл заключается в стабильности, гармонии и совершенном равновесии — во всех смыслах этого слова. Это частично отражено в каббалистическом тексте под названием «Малое святое собрание» и имеет некоторые параллели с аллегорической речью Аристофана в «Пире» Платона.
А. Э. Уэйт даёт прекрасный анализ философской подоплёки концепции андрогина, основанный на соответствующих фрагментах этого источника. Вот что он говорит о каббалистическом понимании роли полов:
«…оно опередило своё время, в каком бы христианском столетии мы ни избрали поместить эту литературу, говорящую о том, что мужчина и женщина по отдельности незавершённы, или, как говорит источник, представляют собой лишь половинку тела; что никакое благословение не пребудет с тем, что увечно или ущербно; что ни одно разделённое существо не сможет жить вечно или обрести предвечный дар, „ибо красота женщины дополняется красотою мужчины…“. „Когда Невеста воссоединяется с Королём в совершенстве Субботы, тогда все становятся единым телом“. И тогда Святой Бог воссядет на трон Свой, и все сущие взойдут и воссоединятся с Единым и Неделимым, Совершенным и Святым Именем. Когда Мать воссоединится с Королём, миры обретут благословение и радость мироздания».[229]
Точно так же и аллегория Платона — которую тот вложил в уста комедиографа Аристофана — подразумевает, что первоначально человеческие существа были андрогинны, но затем прогневали богов, и в особенности Зевса, и громовержец разделил их на две половинки. По этой причине с тех самых пор противоположности имеют тенденцию притягиваться друг к другу и искать воссоединения.
Эта концепция находит отклик и в каббалистической интерпретации книги Бытия, которой придерживаются многие последователи этого учения. Она гласит, что с самого начала человек обладал андрогинной природой, и подтверждает это словами Ветхого Завета: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт., 1:27).
