Трубку взял полицейский.
— Слушай ты, адвокат, — спокойно сказал он, — ещё раз сюда позвонишь, будешь ночевать за решёткой, понял?
Рвачёв был в таком запале, что, не сообразив, с кем имеет дело, заорал ещё громче.
— Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе? — насмешливо переспросил полицейский. — Я приеду, но уедем мы вместе, причём ты — в наручниках. Мне плевать, что ты адвокат! Я таких, как ты, адвокатов… — И он красочно объяснил, что бы он сделал с таким, как Рвачёв, адвокатом.
Как ни странно, Рвачёв затих. Полицейский повесил трубку.
— Мы составим акт. Вам позвонит следователь и скажет номер вашего дела. Не бойтесь, если он — адвокат, то понимает, что наделал. Думаю, вас никто не тронет. До свидания.
Полицейские ушли. Телефон зазвонил снова.
— Ты — сука! — Рвачёв больше не орал, он шипел. — Ты такая же дрянь, как твой бывший муж, который по поводу и без повода обращается в полицию. У вас один почерк! Я тебя не убью, но на суд не приду, поняла?
— Ты хочешь, чтобы я позвонила твоей жене? — уже без истерики, с издёвкой спросила я.
— Ты не сделаешь этого! — прорычал Рвачёв.
— Сделаю. Завтра. Жди. — Я повесила трубку на рычаг. Другого выхода у меня не было. Я приняла решение.
Утром я позвонила Рвачёву. Как и предполагалось, дома, кроме няньки, никого не было.
— Это говорят от врача… — любезным голосом я назвала первую попавшуюся фамилию. — Мадам Рвачёва должна сегодня придти на приём. Скажите, пожалуйста, её номер телефона.
Ничего не подозревавшая нянька сообщила мне служебный телефон жены Рвачёва, который я тут же набрала.
— Здравствуйте, — сказала я, — говорит клиентка вашего мужа. Это мои сигареты вы не раз находили, а его машине. Простите, но у меня безвыходное положение. Завтра суд. Ваш муж отказался явиться туда, а у меня нет ни времени, ни денег нанимать другого адвоката. Хотите встретиться и поговорить?
— Давно хочу! — ответила жена Рвачёва.
Поскольку мы обе работали в Манхеттене, то уже через полчаса встретились на улице.
Жена Рвачёва, изящная блондинка, с худым длинным и злым лицом, смотрела на меня подозрительно и враждебно.
— Не надо сердиться, — попросила я, — как мужчина ваш муж мне не нужен и никогда не был нужен, но он мой адвокат, куда же деваться?
— У вас была с ним связь? — в лоб спросила жена Рвачёва.
— Была, — поддержала её тон я. — Но он мне противен, я терпеть его не могу и сама это всё прекратила, а он теперь мстит и шантажирует.
— Вы что, надеялись, что он вас будет бесплатно защищать? — едко усмехнулась жена Рвачёва.
— Бесплатно? Он начал с восьмисот, всеми правдами и неправдами получил в два раза больше и требует ещё и ещё!
Жена Рвачёва удивлённо подняла брови, я поняла, что о своих заработках муж ей не очень-то докладывает.
— Вступать с ним в интимные отношения, — продолжала я, — моя ошибка, признаюсь, но я тогда была в таком состоянии, что вообще плохо соображала, что делаю! Конечно, мне льстило, что мой адвокат в меня влюбился! Так я за это хорошо поплатилась и расплатилась!
— У вас есть доказательства, что он влюбился?
— Есть, — я протянула копию новогодних стишков Рвачёва.
— Я могу это взять? Мне это может пригодиться.
— Конечно.
— Значит так, на суд он придёт. До свидания.
— Спасибо, — сказала я ей вслед. — Простите меня!
Вечером позвонил Рвачёв.
— Сволочь! — задыхался от гнева он, но орать боялся, наверное, жена была дома. — Ты сволочь! Сволочь! Сволочь!
— А ты? — спросила я.
— Завтра суда не будет! Твой судья уехал в отпуск. Суд переносится на июль месяц.
— И ты сообщаешь мне об этом накануне вечером? Как трогательно! Значит, ты меня шантажировал, заведомо зная, что суда не будет! И ещё денег просил! Кстати, верни мне их, пожалуйста, я найму другого адвоката, до июля я успею это сделать!
— Ничего я тебе не верну! Это пойдёт в счёт телефонных разговоров!
— В которых ты врал о своей подлой любви, — добавила я. — Верни деньги, Рвачёв, хуже будет!
Рвачёв бросил трубку.
Я пошла в спальню, легла на кровать и закрыла глаза. Господи! Как я устала!
ДОЧКА
Приближался мамин день рождения, а настроение у неё было совсем не праздничное. Эти долбанные судебные дела совсем её доконали. Я ломала голову, как сделать ей что-то приятное, чтобы отвлечь от грустных мыслей и хоть как-то порадовать. Открыв почтовый ящик, я чуть не захлопала в ладоши. Очередное письмо от Славы пришло как никогда, кстати, а уж он-то всегда находил нужные хорошие слова, так необходимые для мамы именно сейчас.
— Угадай, кто тебя поздравляет? — Я помахала у мамы перед носом знакомым советским конвертиком.
— Славка? — просияла мама. — Давай быстрей сюда!
— Мам, читай вслух, я Славины письма очень люблю, — попросила я.
— Славочка, — глубоко вздохнула мама и погладила письмо.
04.12.93
Санкт-Петербург
«Вы пришлёте в красивом конверте
Шелест ласковых Ваших слов…»
Здравствуй, мой ангел-хранитель!
Как всегда, прости меня за долгое молчание, за то, что по-прежнему испытываю твоё терпение, и каждый раз обещаю исправиться.
Ещё месяц назад я получил твоё большущее и, как мне кажется, написанное на одном дыхании дивное письмище-монолог.
Я был растроган твоими воспоминаниями и подробностями, которые вновь воскресли в моей дырявой и уставшей памяти (твоей блестящей памяти я всегда завидовал!). Тут же сел писать, пока свежо восприятие и есть «запал» души. Но почему-то в голову лезла сплошная банальность и детская чепуха. Ответного, достойного твоему настроению письма не получилось. Я ужасно злюсь на себя, когда у меня что-то не получается. В итоге — отложил. Потом как-то плохо складывались будничные дела, что-то не получалось на работе, приходил домой усталый и т. д.
Ко всему прочему, в марте меня назначили на новую должность, что потребовало больших усилий и концентрации. Я теперь начальник отделения — самостоятельное направление в тематике института. Всё остальное совпало с очередными реформациями в нашей экономике, огромными трудностями в финансировании проектных работ, инфляцией, скачками теперешних цен. Всё в моей голове закружилось, завертелось. Времени не хватает ни на что.
Я знаю, что ты недолго обижаешься на меня за молчание. Знаю также, что ты готова при любой возможности прислать мне весточку. Это чисто по-женски, и я «снимаю шляпу» перед твоей преданностью! Пожалуй, я здесь употребил слишком крепкое словечко (и чересчур самонадеянное), хотя моя память о тебе постоянна. Я часто вспоминаю тебя, размышляю про себя, как ты сейчас себя чувствовала бы в России. Ведь за эти почти пять лет столько изменилось здесь, и, к сожалению, всё к худшему.
