Допрос им мы учинили в подвале одного из зданий северной части крепости. Здесь выразительно пахло сыростью. Во всех углах скреблись крысы.
– Что затевают англичане? – спросил я первого командира, которого мы накрепко привязали к стулу.
– А с какой стати я должен вам это рассказывать? – огрызнулся он.
– С такой, что иначе я вас убью.
Кивком он указал на помещение, в котором мы находились. Оно использовалось для допросов и пыток.
– Если я расскажу, вы все равно меня убьете.
Я усмехнулся. В догадливости ему не откажешь.
– Много лет назад мне на жизненном пути повстречался один человек. Настоящего его имени я не знал. А прозвище у него было Тесак. Он мастерски умел истязать своих жертв. Но этим его способности не ограничивались. Мучения, которым он подвергал тех, кто попадал к нему в руки, длились не один день. И все это время жертва испытывала неописуемую боль и мечтала только…
Я выдвинул скрытый клинок. Его лезвие зловеще поблескивало в пламени факелов.
Англичанин посмотрел на клинок:
– Если я вам все расскажу, вы обещаете мне быструю смерть?
– Слово даю.
Он рассказал, и я сдержал свое слово. Покончив с ним, я вышел в коридор. Коннор вопросительно посмотрел на меня, однако я молча взял второго пленного и повел его на допрос. Как и первого, я привязал его к стулу. Он в ужасе смотрел на своего товарища, валявшегося на полу с перерезанным горлом.
– Ваш товарищ отказался отвечать на мои вопросы, и мне, к сожалению, пришлось перерезать ему горло, – пояснил я. – Надеюсь, вы будете сговорчивее. Вы готовы сообщить мне все, что вам известно?
У пленного округлились глаза. Он глотал воздух ртом.
– Я бы и хотел, но ничего не смогу вам рассказать, потому что сам не знаю. Быть может, мой командир…
– А-а, так вы у них не главный? – насмешливо произнес я и сверкнул клинком.
– Постойте! – выпалил он, когда я уже был за его спиной. – Кое-что мне известно…
– Говорите. Я вас слушаю.
Когда второй пленный сообщил мне все, что знал, я поблагодарил его и также перерезал ему горло. Он умер, а я вдруг задумался о том, какие чувства владеют мной. У меня не было сознания, что я совершаю что-то ужасное во имя высшей справедливости, поскольку нет иных способов добиться необходимых результатов. В моей душе не пылал праведный огонь. Там не было ничего, кроме безмерной усталости и неизбежности того, что я делаю. Когда-то давно отец учил меня проявлять милосердие и снисходительность. Сейчас же я убивал пленных, как мясники убивают скот. Вот таким черствым и безжалостным я стал.
– Что происходит? – недоверчиво спросил Коннор, когда я вышел за последним пленным.
– Это их командир. Веди его на разговор.
Вскоре дверь за нами плотно закрылась. Стало тихо. Даже крысы приумолкли. Только кровь из тел убитых продолжала капать на пол. Увидев в углу тела своих недавних соратников, командир попытался сопротивляться. Я толкнул его на стул, который к тому времени сделался липким от крови. Привязав командира к стулу, я встал перед ним и согнул палец. Негромко щелкнула пружина механизма, вытолкнув лезвие скрытого клинка.
Глаза британского офицера приклеились к клинку, затем переместились на меня. Он пытался изображать храбрость, но его выдавала дрожащая нижняя губа.
– Что затевают англичане? – спросил я у командира.
Коннор смотрел на меня, пленный тоже. Он молчал. Тогда я слегка качнул лезвием, дав пленному полюбоваться игрой света на стальной поверхности. И вновь его глаза застыли на мне. Потом он заговорил…
– Они… они должны уйти из Филадельфии. Город утратил свое значение. Войска двинутся на Нью-Йорк. Здесь будет решаться исход войны. С подходом войск наши силы возрастут вдвое, и мы сможем расправиться с мятежниками.
– Когда должен начаться поход на Нью-Йорк? – спросил я.
– Через два дня.
– Значит, восемнадцатого июня, – произнес у меня за спиной Коннор. – Я должен предупредить Вашингтона.
– Видите? Нам было не так-то сложно узнать о замыслах англичан, – усмехнулся я, глядя на пленного командира.
– Я рассказал вам все. А теперь отпустите меня, – заявил он.
Снисхождения он от меня не дождался. Я был не в том настроении. Зайдя ему за спину, я оборвал и эту жизнь, полоснув командиру по горлу. Увидев ужас на лице Коннора, я сказал:
– Те двое говорили то же самое. Должно быть, сведения достоверны.
Ужас на лице Коннора сменился отвращением.
– Ты убил их… убил всех троих. Зачем?
– А ты не догадываешься? Иначе они предупредили бы лоялистов.
– Здесь предостаточно камер. Ты мог бы взять их в плен и держать, пока не кончится сражение.
– Отсюда неподалеку находится залив Уоллабаут, – сказал я. – Там на якоре стоит военный корабль «Джерси». Старая, гнилая посудина, превращенная англичанами в плавучую тюрьму. В нее бросают патриотов, и они мрут там тысячами. Потом их хоронят в наспех вырытых могилах, а то и просто сбрасывают за борт. Вот так англичане обращаются со своими военнопленными, Коннор.
Мои слова произвели на него впечатление, но истолковал он их по-своему:
– Потому мы и должны поскорее освободиться от тирании англичан.
– Ну, раз уж мы заговорили о тирании… Не забывай, что твой любимый главнокомандующий Джордж Вашингтон, если бы захотел, мог бы давным-давно освободить пленных. Однако он не хочет обменивать захваченных английских солдат на американцев. И потому последние обречены гнить в трюме «Джерси» и подобных кораблей. Таковы деяния твоего героя Джорджа Вашингтона. И еще скажу тебе. Когда революция закончится, больше всех от нее выиграют богачи и крупные землевладельцы. Рабы, бедняки и солдаты по-прежнему будут влачить жалкое существование.
– Джордж не такой, – привычно возразил Коннор, но в его голосе я уловил нотки сомнения.
– Потерпи еще немного, Коннор. Скоро ты увидишь его истинное лицо. Оно обязательно проявится, и тогда ты сам сможешь принять решение. И суд своему герою ты тоже вынесешь сам.
17 июня 1778 г
1
Я много слышал о лагере Вэлли-Фордж, но никогда там не бывал. Сегодня утром мне представилась возможность увидеть это место своими глазами.
Лагерь претерпел значительные изменения в лучшую сторону. Это было заметно с первых же минут. Снег давно сошел. Ярко светило солнце. Вскоре мы заметили отряд солдат, постигающих премудрости фрунта под командованием человека с прусским акцентом. Это был не кто иной, как барон Фридрих фон Штойбен, занимавший у Вашингтона пост начальника штаба армии. Он сыграл немалую роль в преобразовании армии и повышении ее боеспособности. Если прежде солдаты представляли собой жалкое зрелище: голодные, больные, оборванные, разуверившиеся, забывшие, что такое дисциплина, сейчас мы увидели совсем других солдат. Здоровые, сытые, они бодро маршировали, позвякивая ружьями и фляжками. В их движениях появились быстрота и целеустремленность. Здесь же были и гражданские из числа лагерной прислуги. Эти деловито несли корзины с провизией и бельем, подбрасывали дрова в костры, на которых готовилась солдатская еда. Даже собаки, бегающие по окраинам лагеря, выглядели сытыми и довольными. В Вэлли-Фордже рождалась нация независимых людей, познавших силу духа, силу намерения и силу сотрудничества.