- Мы - революционеры и будем таковыми до поры, пока одни -только командуют, другие - только работают. Мы стоим против общества, интересыкоторого вам приказано защищать, как непримиримые враги его и ваши, ипримирение между нами невозможно до поры, пока мы не победим. Победим мы,рабочие Ваши доверители совсем не так сильны, как им кажется. Та жесобственность, накопляя и сохраняя которую они жертвуют миллионами порабощенныхими людей, та же сила, которая дает им власть над нами, возбуждает среди нихвраждебные трения, разрушает их физически и морально. Собственность требуетслишком много напряжения для своей защиты, и, в сущности, все вы, наши владыки,более рабы, чем мы, - вы порабощены духовно, мы - только физически. Вы неможете отказаться от гнета предубеждений и привычек, - гнета, который духовноумертвил вас, - нам ничто не мешает быть внутренне свободными, - яды, которымивы отравляете нас, слабее тех противоядий, которые вы - не желая - вливаете внаше сознание. Оно растет, оно развивается безостановочно, все быстрее оноразгорается и увлекает за собой все лучшее, все духовно здоровое даже из вашейсреды. Посмотрите - у вас уже нет людей, которые могли бы идейно бороться завашу власть, вы уже израсходовали все аргументы, способные оградить вас отнапора исторической справедливости, вы не можете создать ничего нового вобласти идей, вы духовно бесплодны. Наши идеи растут, они все ярче разгораются,они охватывают народные массы, организуя их для борьбы за свободу. Сознаниевеликой роли рабочего сливает всех рабочих мира в одну душу, - вы ничем неможете задержать этот процесс обновления жизни, кроме жестокости и цинизма. Ноцинизм - очевиден, жестокость - раздражает. И руки, которые сегодня нас душат,скоро будут товарищески пожимать наши руки. Ваша энергия - механическая энергияроста золота, она объединяет вас в группы, призванные пожрать друг, друга, нашаэнергия - живая сила все растущего сознания солидарности всех рабочих. Все, чтоделаете вы, - преступно, ибо направлено к порабощению людей, наша работаосвобождает мир от призраков и чудовищ, рожденных вашею ложью, злобой,жадностью, чудовищ, запугавших народ. Вы оторвали человека от жизни и разрушилиего; социализм соединяет разрушенный вами мир во единое великое целое, и это -будет!
Павел остановился на секунду и повторил тише, сильнее:
- Это - будет!
Судьи перешептывались, странно гримасничая, и все неотрывали жадных глаз от Павла, а мать чувствовала, что они грязнят его гибкое,крепкое тело своими взглядами, завидуя здоровью, силе, свежести. Подсудимыевнимательно слушали речь товарища, лица их побледнели, глаза сверкали радостно.Мать глотала слова сына, и они врезывались в памяти ее стройными рядами.Старичок несколько раз останавливал Павла, что-то разъяснял ему, однажды дажепечально улыбнулся - Павел молча выслушивал его и снова начинал говоритьсурово, но спокойно, заставляя слушать себя, подчиняя своей воле - волю судей.Но наконец старик закричал, протягивая руку к Павлу; в ответ ему, немногонасмешливо, лился голос Павла:
- Я кончаю. Обидеть лично вас я не хотел, напротив -присутствуя невольно при этой комедии, которую вы называете судом, я чувствуюпочти сострадание к вам. Все-таки - вы люди, а нам всегда обидно видеть людей,хотя и враждебных нашей цели, но так позорно приниженных служением насилию, дотакой степени утративших сознание своего человеческого достоинства…
Он сел, не глядя на судей, мать, сдерживая дыхание,пристально смотрела на судей, ждала.
Андрей, весь сияющий, крепко стиснул руку Павла, Самойлов,Мазин и все оживленно потянулись к нему, он улыбался, немного смущенныйпорывами товарищей, взглянул туда, где сидела мать, и кивнул ей головой, как быспрашивая: «Так?»
Она ответила ему глубоким вздохом радости, вся облитаягорячей волной любви.
- Вот, - начался суд! - прошептал Сизов. - Ка-ак он их, а?
Она молча кивала головой, довольная тем, что сын так смелоговорил, - быть может, еще более довольная тем, что он кончил. В голове еетрепетно бился вопрос: «Ну? Как же вы теперь?»
26
То, что говорил сын, не было для нее новым, она знала этимысли, но первый раз здесь, перед лицом суда, она почувствовала странную,увлекающую силу его веры. Ее поразило спокойствие Павла, и речь его слилась вее груди звездоподобным, лучистым комом крепкого убеждения в его правоте и впобеде его. Она ждала теперь, что судьи будут жестоко спорить с ним, сердитовозражать ему, выдвигая свою правду. Но вот встал Андрей, покачнулся,исподлобья взглянул на судей и заговорил:
- Господа защитники…
- Перед вами суд, а не защита! - сердито и громко заметилему судья с больным лицом. По выражению лица Андрея мать видела, что он хочетдурить, усы у него дрожали, в глазах светилась хитрая кошачья ласка, знакомаяей. Он крепко потер голову длинной рукой и вздохнул. - Разве ж? - сказал он,покачивая головой. - Я думаю - вы не судьи, а только защитники…
- Я попрошу вас говорить по существу дела! - сухо заметилстаричок.
- По существу? Хорошо! Я уже заставил себя подумать, что выдействительно судьи, люди независимые, честные…
- Суд не нуждается в вашей характеристике!
- Не нуждается? Гм, - ну, все ж я буду продолжать… Вы люди,для которых нет ни своих, ни чужих, вы - свободные люди. Вот стоят перед вамидве стороны, и одна жалуется - он меня ограбил и замордовал совсем! А другаяотвечает - имею право грабить и мордовать, потому что у меня ружье есть…
- Вы имеете сказать что-нибудь по существу? - повышая голос,спросил старичок. У него дрожала рука, и матери было приятно видеть, что онсердится. Но поведение Андрея не нравилось ей - оно не сливалось с речью сына,- ей хотелось серьезного и строгого спора.
Хохол молча посмотрел на старичка, потом, потирая голову,сказал серьезно:
- По существу? Да зачем же я с вами буду говорить посуществу? Что нужно было вам знать - товарищ сказал. Остальное вам доскажут,будет время, другие…
Старичок привстал и объявил:
- Лишаю вас слова! Григорий Самойлов! Плотно сжав губы,хохол лениво опустился на скамью, рядом с ним встал Самойлов, тряхнув кудрями:
- Прокурор называл товарищей дикарями, врагами культуры…
- Нужно говорить только о том, что касается вашего дела!
- Это - касается. Нет ничего, что не касалось бы честныхлюдей. И я прошу не прерывать меня. Я спрашиваю вас - что такое ваша культура?
- Мы здесь не для диспутов с вами! К делу! - обнажая зубы,говорил старичок.
Поведение Андрея явно изменило судей, его слова как быстерли с них что-то, на серых лицах явились пятна, в глазах горели холодные,зеленые искры. Речь Павла раздражила их, но сдерживала раздражение своей силой,невольно внушавшей уважение, хохол сорвал эту сдержанность и легко обнажил то,что было под нею. Они перешептывались со странными ужимками и стали двигатьсяслишком быстро для себя.
