Во время разговора граф не повышал голоса и не выглядел одержимым своей аргументацией. Наоборот, в его голосе слышалась легкая досада от того, что ему приходится объяснять столь очевидные, на его взгляд, вещи. Слушая графа, Луиш-Бернарду чувствовал, что тот прав. Ситуация была безвыходной, ловушкой в чистом виде: «Не в ладах с людьми, из любви к Королю, не в ладах с Королем — из любви к людям».
— А что бы вы сделали на моем месте, Соуза-Фару?
— Я не на вашем месте. К счастью.
— А если?
— Я бы защищал нас, португальцев. Не будет вам в истории места, если вы, по какой-либо причине или без нее встанете на сторону полудюжины английских торговцев какао, которые боятся, что наши несчастные острова составят им конкуренцию.
Граф поднялся и направился в зал. Он удалялся не спеша, будто заслуженный актер, покидающий сцену и осознающий, что завершил это последнее действие, проявив высокий профессионализм. Луиш-Бернарду остался, наблюдая, как он уходит, тщетно пытаясь раскурить свою заснувшую сигару. Что ж, если он и не был честен, то уж, по крайней мере, искренне верил в то, что сказал. И тем не менее… тем не менее, эта армия теней, эти черные движущиеся муравьишки никуда после этого не делись. Они все так же, с восхода до заката, под присмотром графа продолжают работать на вырубках. И вряд ли за год такой работы эти несчастные смогут заработать на полдюжины гаванских сигар, привезенных сюда с Кубы через Лиссабон и выкуренных здесь за светской беседой двумя господами, которые с таким знанием дела и так легко обсуждали здесь их судьбы.
Когда почти все гости ушли, Луиш-Бернарду пошел проводить Энн и Дэвида до выхода.
— Ужин оказался не очень удачным, не правда ли? — прокомментировал Дэвид.
Луиш-Бернарду вдруг ощутил какую-то особую нежность к этому проницательному и близкому ему человеку, другу. Находясь между ними, он слегка обнял их за плечи и ответил:
— Да, Дэвид. Этим вечером я чувствую себя так, будто меня прилюдно выпороли.
Затем, говоря уже наполовину сам с собой, Луиш-Бернарду тихо пробормотал:
— Однако уже прошел год. Целый год!
* * *
Двое рабочих с плантаций Риу д’Оуру бежали, но были через три дня пойманы полицией неподалеку от поселка Триндаде, изможденные от голода и усталости. Луиш-Бернарду сразу же выдал начальнику полиции инструкции, чтобы впредь при подобных происшествиях его тотчас поставили в известность, а бежавшие передавались суду для определения их вины и ни в коем случае, как это было раньше, не отправлялись бы назад на вырубки, где они работали до побега. Поэтому, несмотря на протесты и угрозы, которыми разразился полковник Мариу Малтеж, управляющий Риу д’Оуру, полиция отказалась передать ему беглецов, а территориальный судья назначил через два дня слушания по делу.
Утром установленного дня Луиш-Бернарду направился к зданию суда. Он не собирался мешать судье своим присутствием, однако понимал, что его обязанностью было лично убедиться в том, как в данном случае будет применен закон. А закон гласил, что наниматель мог либо уволить работника, с потерей им невыплаченной зарплаты или, в качестве альтернативы, продлить его контракт из расчета от трех до десяти дней — в соответствии с решением судьи — за каждый день побега. У губернатора были все основания настоять на том, чтобы беглецы сначала предстали перед судом, потому что обычно их возвращали на вырубки, где, как правило, пороли или применяли к ним другую форму физического наказания. После этого управляющий продлевал им срок контракта на сколько ему вздумается, а главный попечитель этот инцидент даже не регистрировал: просто работник ставил крестик под продленным контрактом, и все.
Несмотря на то, что Луиш-Бернарду сразу направился в зал, где проходило слушание, и сел в последних рядах, предназначенных для посетителей, его приход не остался незамеченным. Несколько посетителей начали тихо переговариваться между собой, а писарь, сидевший за столом в ожидании судьи, внезапно исчез за дверью, ведущей во внутреннее, соседнее с залом суда помещение. Полковник Малтеж, который находился в передней части зала, развернулся на стуле и с вызовом взглянул на губернатора. Луиш-Бернарду поприветствовал его кивком головы, на что тот никак не отреагировал. Он снова повернулся и заговорил со своим соседом, судя по всему, кем-то с плантаций Риу д’Оуру. Через несколько секунд дверь в глубине зала открылась и появились обвиняемые, прикованные друг к другу цепями за ноги. Двое охранников вытолкали их вперед и поставили перед первым рядом, в двух метрах от скамьи, предназначавшейся для судьи. Луиш-Бернарду заметил, что для обвиняемых стульев не было. На вид этим несчастным, разутым, в грязных лохмотьях, было лет по двадцать, может, чуть больше. На спине одного из них были видны три больших красных рубца, начинавших покрываться коркой. Второй, похоже, хромал. Ему было тяжело стоять, и он слегка опирался на плечо своего товарища. Бросив на них короткий взгляд, Луиш-Бернарду поразился их абсолютной покорности и грустному безучастию к происходящему.
Из-за боковой двери вновь появился писарь. Он бросил беглый взгляд на губернатора, будто желал удостовериться, что тот все еще на месте, и проследовал к своему столу. Спустя еще несколько мгновений, в зале появился королевский обвинитель, с тем же неприятным, изъеденным оспинами лицом, памятным Луишу-Бернарду со дня их первой встречи. За прокурором в зал вошел судья, доктор Анселму де Соуза Тейшейра. Все присутствующие, включая Луиша-Бернарду, тут же встали и сели только после того, как доктор Анселму занял свое место. Ни судья, ни прокурор не подали вида, что обратили внимание на присутствие в зале губернатора. Судья закрепил на носу очки и скомандовал писарю:
— Начинайте!
— Слушается уголовное дело за номером 1427, согласно которому Территориальная прокуратура обвиняет сельскохозяйственного работника по имени Жуанину, фамилия неизвестна, выходца из ангольской провинции Бенгела, а также работника Жезуша Сатурнину, выходца из той же провинции, проживающих и находящихся на службе, в самовольном оставлении своих рабочих мест и исчезновении с территории вырубок Риу д’Оуру, в нарушение контракта, заключенного ими с упомянутым предприятием, и без наличия на то оправдательной причины. Данное преступление предусмотрено и наказуемо статьей 32, пункт «б», общим регламентом сельскохозяйственных работ настоящей колонии, одобренного государственным Законом от 29 января 1903 года. На заседании присутствуют: уважаемый представитель Территориальной прокуратуры, сеньор истец в лице полковника Мариу Малтежа, а также обвиняемые, не потребовавшие себе адвоката. На заседании также присутствуют свидетели, представленные стороной обвинения — сеньор Алипиу Вердашка, капрал Жасинту даж-Дореш и солдаты Томе Эуфразиу и Агоштинью душ-Сантуш, представляющие службу городской полиции.
По завершении этого довольно занудного вступления, исполненного писарем, доктор Анселму Тейшейра, слушавший его с явно отсутствующим видом, приступил к диктовке текста протокола:
— Объявляю заседание открытым ввиду отсутствия каких-либо существенных обстоятельств, могущих этому воспрепятствовать. В силу того, что обвиняемые не потребовали себе адвоката, а также по причине отсутствия в зале бакалавра или дипломированного адвоката, назначаю общественным защитником обвиняемых присутствующего здесь главного попечителя Сан-Томе и Принсипи сеньора Жерману-Андре Валенте.
