– Да не о чем тут разговаривать! – вспыхиваю я, резко подскочив с дивана.
– Кэти.
– Кто наплел тебе эту чушь? Тетя? Это сплетни! – От возмущения у меня ноздри раздуваются.
Расхаживаю туда-сюда, всячески избегая ее взгляда.
– Дело не в сплетнях… вы спали?
О боже. Со свистом втягиваю воздух и густо краснею.
– Ты… ты совсем, что ли? Мама!
– Кэти, он не для тебя, – не взирая на мои протесты, настаивает она. – Он разобьет тебе сердце.
Я опускаю глаза, провожу пальцем по гладкому письменному столу и думаю, что с предостережениями она припозднилась.
– Дочка, поделись со мной.
– Зачем? – Я с трудом сдерживаю слезы. – Ты обвиняешь меня непонятно в чем, и вообще…
Мама замолкает, и проходит целая вечность, прежде чем она заговаривает вновь:
– Ты права. С какой стати я жду от тебя откровений, если сама все время лгу…
– О чем ты?
– Кэти, ты не должна ненавидеть отца.
Опять двадцать пять!
– Не начинай снова, мам! Он поступил с нами как козел, и ты еще защищаешь его? – На меня накатывает безудержный гнев. – И берешься судить, кто для меня, а кто нет, когда сама связалась черт знает с кем! А ведь отец всегда был таким положительным!
– Он и остался положительным. – Она прерывает мою пламенную речь.
– Мам, что ты говоришь?
– Это я изменила ему, Кэтрин.
Отшатываюсь, как от пощечины.
– Что?
– Да, – повторяет она. – Это я завела роман на стороне, а через полгода, когда наши отношения уже было не спасти, он повстречал Кэролайн, и мы решили развестись.
Нет, я не верю, не верю.
Понурив плечи, я стою и смотрю на свою мать, на своего единственного друга, который в одночасье оказался… предателем. Как такое возможно?
– Прости меня. Я так боялась разочаровать тебя, что Билл решил взять всю вину на себя. Ты даже не представляешь, каково мне было, что из-за моей подлости ты прогоняешь родного отца.
– Ты не могла, – задыхаясь от боли, сдавившей грудную клетку, шепчу я. – Мам, скажи, что ты шутишь.
– Нет, милая, нет.
Нет? НЕТ? К горлу подкатывает тошнота, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть. Как же мерзко… мама.
– Все это время я считала его врагом, игнорировала его звонки, ненавидела… вычеркнула его из своей жизни, а он, оказывается, всего-навсего спасал твою шкуру?
– Прости.
– Не проси прощения! – прикрикиваю на нее я. – Я ненавижу тебя! И никогда больше не подходи ко мне!
– Кэтрин…
– Слышишь?! Никогда! – Выскочив из кабинета, я со всей силы хлопаю дверью и убегаю из дома.
На парковке мне становится совсем худо.
Хочется исчезнуть и никогда больше не видеть свою непутевую мамашу и ее сестру-сообщницу.
Между рядами поблескивает знакомая тачка синего цвета. «Порше» Майка.
Сбросив на ходу туфли, подкрадываюсь к автомобилю и с радостью обнаруживаю ключи в замке зажигания.
Времени на раздумья нет. Я ныряю в салон и быстро завожу двигатель.
«Это я изменила ему, Кэтрин»…
Сжав челюсти, перевожу коробку передач в D, давлю на газ, и «Порше» дергается с места, отбросив меня назад.
Вот это скорость!
– Кэтрин! – сбоку появляется Роберт.
Взволнованный и безумно сексуальный, он с ужасом наблюдает, как я неумело съезжаю с крыльца и выезжаю на дорогу.
Мчусь вдоль Ист-Ривер, стараясь сосредоточиться на вождении, но разговор с матерью беспрерывно прокручивается у меня в голове, и я со злостью бью по рулю.
Почему… за что, мам?
Позади раздается гулкий протяжный сигнал. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида – кто-то висит у меня на хвосте.
Неужели…?
Не дождавшись моей реакции, автомобиль мастерски обгоняет меня и равняется с «Порше».
– Остановись, мать твою! – орет из окна «очень-злой-Эддингтон».
Ага, разбежалась!
Показываю ему средний палец и прибавляю газу – машина с визгом вырывается вперед.
Вау!
Смотрю на спидометр: 130… 140… 150… 160… Ну и ракета!
Пейзаж за окном сливается воедино, превращаясь в расплывчатое, мутное пятно, держу руль крепче и проскакиваю на красный свет.
Роберт не отстает.
– Немедленно остановись, слышишь?! – Мы мчимся бок о бок. – Кэтрин!
А это весело. Гораздо веселее обмана родителей, лживых уловок тетки и постоянных разлук с любовником. Поиграем, красавчик?
Придавливаю педаль к полу, машина ревет как бешенная, и сквозь свист ветра слышу свое имя:
– Кэтрин!
Иди в ад…
– Остановись, слышишь?!
Ха-ха!
– Прошу тебя!
Что?
– Прошу, пожалуйста! – надрывно повторяет он.
Внезапно я прихожу в себя, словно кто-то взял меня за шкирку и хорошенечко встряхнул. В его голосе столько мольбы и отчаяния, что я сразу же сбавляю скорость и пристраиваюсь к бордюру.
Трясущимися руками глушу мотор, затем открываю дверцу и ставлю босые ступни на теплый асфальт. Меня шатает.
Роберт паркуется следом, выскакивает из машины и бросается ко мне, как угорелый. Обнимает меня, крепко-крепко. Чересчур крепко.
Вот дела… что с ним такое?
– Слава богу… – шепчет он, приглаживая мои волосы, – слава богу…
Разорвав объятия, он хватает меня за плечи, набирает в легкие побольше воздуха, но вместо слов получается шумный выдох.
– Черт… – Убрав от меня руки, он опирается ладонями на капот. Его дыхание частое, свистящее, и он бледный, как полотно.
– Что с тобой?
– Сейчас… – Он достает из пиджака маленький белый баллончик, обхватывает его губами, и несколько раз нажимает на крышку.
О боже мой. У него астма?
Почему же я никогда не замечала у него ингалятора?
Постепенно лицо Роберта розовеет, дыхание выравнивается. Он прячет баллончик обратно в карман и выпрямляется.
– Это чертовски неловко, но я астматик, – озвучивает он очевидный факт.
– Я не знала…
– Не очень сексуально, правда? – Он выдавливает из себя смущенную улыбку и выглядит таким… уязвимым.
– Мне все равно, – говорю я.
