Джедди неохотно расцепляет объятия. У Бойля оскорбленный вид, но про себя он не может не признать, что ему было приятно. То, чего он по жизни лишен, неплохая вещь. Ну хорошо, лишен — неточно сказано, ведь если у тебя чего-то никогда и не было, лишить тебя этого невозможно. Однако в твоем теле живет тоска по непознанному. Бойль пытается отвлечься, но перед глазами у него задранная юбка Джедди, точнее, то, что под юбкой. Блузка у Джедди вся расстегнулась и распахнулась, словно за ней гналось по лесу чудовище. Настоящее чудовище. А Джедди кричала. А луна светила. А волк выл. Выл и выл.
— Извините, — говорит Джедди и испытующе смотрит священнику в лицо: как там насчет автоматических реакций? Джедди знает: лицо — это кинематограф души. А в душе у святого отца сейчас глубокий эротический триллер. А кто режиссер? Джедди. Понемногу все начинают приходить в себя, дыхание нормализуется. И если дыхание у Бойля по-прежнему учащенное, то причиной тому вовсе не испуг.
— Эта ворона — дурной знак, — говорит Старая Мэри.
— Ничего она не значит, — возражает Линда.
— Дурной знак, — повторяет Старая Мэри.
— Может, нам теперь уже нельзя… — начинает было Кэролайн, но Линда вовремя ее останавливает.
Перед глазами у Старой Мэри так и стоит ворона, севшая на лоджию.
— Это, наверное, сам дьявол, — тихонько шепчет она.
— Неужели вы такая суеверная, миссис Даффи? Такая хорошая католичка, как вы, и туда же? — упрекает Бойль. Его голос вновь обрел утерянную было значительность.
— Я суеверная.
— Отбросьте все это.
— За всем этим кроется значительно больше, чем зрит око, отец.
— Это грех, — произносит священник.
— Ну и ладно, — отрезает Старая Мэри и садится, тем самым показывая, что тема исчерпана и обсуждать больше нечего.
Повисает пауза.
Девочки смотрят на Бойля.
— Сам дьявол! Надо же! — вот и все, что может сказать тот в ответ.
Зря он это говорит. Старая Мэри сразу же видит брешь в обороне и бросается в атаку.
— Вы знаете, святой отец, мне это кажется странным. Священник — и не верит в дьявола. — Она потирает руки и, довольная, откидывается назад.
— Я этого не говорил, — защищается Бойль, прекрасно понимая, что, если Сатаны нет, для теологии могут наступить очень неприятные последствия.
— Очень, очень странно, — торжествует Старая Мэри.
Девочки ловят каждое их слово, готовые прийти на помощь. Они очень любят, когда Старая Мэри объявляет войну могучим силам.
— Я не говорил, что не верю в дьявола. — Отец Бойль явно пытается затянуть время и обдумать следующие ходы в споре. Что она скажет, что он скажет и так далее.
— Очень, очень странно, — повторяет Старая Мэри.
Девочки видят, что она не хочет углубляться в лабиринт библейских цитат и католических догм, а просто еще и еще раз провозглашает свою позицию, тем самым заставляя Бойля злиться и все с большим жаром отрицать обвинение. В конце концов он выйдет из себя и проиграет спор.
— Я этого не говорил.
— Я сама слышала, — настаивает Старая Мэри, — вот и все, что я могу сказать. Я сама все слышала.
— Я не признаю суеверия, — объявляет Бойль.
— Угу, угу.
— Я не верю, что дьявол может явиться в обличье вороны и в тому подобные штучки. — Голос священника дрожит, но вид у него надутый.
Энджи пополняет ряды атакующих:
— Похоже, отец, весь католицизм — просто суеверие.
— Дорогая, вы невнимательны в церкви, — резко говорит Бойль.
Но Энджи настоящая бабушкина внучка. У нее уже готов ответ, да еще пара реплик в запасе на всякий случай.
— Что? Вы имеете в виду пластмассовые фигуры Богоматери и всякий прочий вздор в этом духе? — парирует она. — Богоматерь из пластмассы?
Бойль не обращает на нее никакого внимания. На лице у него написано: «я проиграл». Чтобы спасти его, в спор вступает матушка. Надо же сохранять приличия. А то не семья, а нехристи какие-то.
— Энджела! То Джедди вешается святому отцу на шею, то ты говоришь такие ужасные вещи. Куда катится моя семья?
— Ничего, ничего, миссис Райли. Они еще молоды. — Бойль обеими руками хватается за возможность выйти сухим из воды.
— Не подумайте плохого о моем семействе, отец. Мы были в таких хороших отношениях с вашим предшественником, — продолжает матушка.
— С отцом Ларри, — вворачивает Джедди.
— Мы уж столько жертвовали церкви, столько жертвовали, — отмечает Старая Мэри.
Джедди перемещается поближе к Бойлю и сообщает ему, что отец Куни был очень милый, но он и в подметки не годится отцу Бойлю. Просто в подметки не годится.
Бойль делает большой шаг в сторону.
— Насчет суеверий это просто дурацкое недоразумение, — говорит он отчаянно легким тоном.
Брешь в обороне открывается опять, и в нее немедленно проникает Старая Мэри.
— А вы-то сами не суеверный, отец? — спрашивает она.
— Ни в малейшей степени, — отвечает Бойль, изо всех сил пытаясь угадать, куда это его может завести. Куда клонит эта пожилая женщина?
А она говорит ему, что он, наверное, очень суеверный. Как же без суеверий? Особенно в таком месте, где он живет. Бойль фыркает и вопрошает, откуда в нем взяться суевериям.
— Вы ведь живете в таком месте, — повторяет Старая Мэри.
— В каком таком месте? — спрашивает святой отец.
— Прямо у церковных ступеней. Там-то его и видели, — зловеще произносит Старая Мэри.
— Кого?
— Сторожа, — говорит Энджи, и взрыв смеха сопровождает ее слова.
— Того, чье имя нельзя называть, — сообщает Старая Мэри.
Разумеется, Бойль никогда не поверит, что тот, чье имя нельзя называть, зачем-то шляется по ступенькам церкви Св. Августина и вокруг. Однако Старая Мэри не хочет менять тему.
— Это я вам говорю! — восклицает она. В ее словах вкрадчивая убедительность.
Старая Мэри оглядывается по сторонам. Все кивают в знак согласия с таким видом, будто сами лично встречались с дьяволом, и в руках у него были вилы и лопата, а за спиной, словно маятник у обезумевших часов, раскачивался длинный остроконечный хвост. Бойль уже сыт всем этим по горло.
— Рассказать вам о нем, отец? — спрашивает Старая Мэри.
— Наверное, сейчас не время. Тем более мне уже пора, — говорит Бойль.
Он знает, что очень уж сопротивляться ни к чему, но надо же побороться за свой авторитет. Только не увлекаться, а то получится так, словно он еще раз подтверждает свое неверие в дьявола.
