— Надо было бить сильнее, — говорит Воорт.
— Вы все сказали, Данн, — вмешивается Микки.
Мик надевает маску всезнайки, эдакого ведущего викторины. Воорт узнает ухмылку Монти Холла: широко раскинуты руки, широкая белозубая улыбка. Микки любит разыгрывать представления, когда они торгуются с особенно неприятными адвокатами.
— Давайте заключим сделку, — предлагает Микки.
Данн бросает раздраженный взгляд на Азиза — не на Микки. Микки не стоит его гнева. Данн из тех типов, кто обращается к боссу, а не к сотруднику. Взгляд Данна говорит Азизу: «Вы что, не можете сдерживать своих людей?»
— То, о чем я собираюсь говорить, касается национальной безопасности, — объявляет Данн Воорту.
Это производит впечатление, но дело Шески научило Воорта с подозрением относиться к подобным заявлениям.
Данн кивает:
— Враги здесь. Враги за границей.
— Начните с тех, которые здесь, — предлагает Воорт.
— Тебе это понравится, Кон, — говорит Микки.
— Детектив Коннор, — обрывает Азиз. — Довольно.
— Но прежде чем мы сможем продолжить, — Данн наклоняется вперед и толкает по столу к Воорту папку с бумагами, — подпишите это. Здесь подтверждается, что все, что я собираюсь вам рассказать, секретно, и что вы полностью осознаете: за любое разглашение мы сможем вас арестовать. Отправить в Левенуэртскую тюрьму. Не кривите губы, детектив. Не кривите губы.
— Я ее помню, — замечает Микки. — Еще со школы.
Воорт изучает бумаги. Данн сказал правду.
Но уголком глаза он замечает, как Микки слегка качает головой. Внезапно Воорту приходит в голову, что Азиз привел Микки специально, чтобы злить Данна.
— Можно задать вопрос, мистер Данн? — спрашивает Воорт, изо всех сил стараясь оценить возможности.
— Разумеется.
— Если я подпишу, а вы скажете мне… если это окажется то же самое, что я узнал от Стоуна, те же признания, что у меня на кассете, означает ли это, что у меня больше не будет возможности использовать запись?
Томми Динс быстро отводит взгляд, но он, похоже, расслабился.
— Интересный юридический вопрос, — говорит Данн, — но это не моя область. Уверен, позже мы найдем человека, который сможет ответить на ваш весьма любопытный вопрос. После того, как вы подпишете бумагу.
— Это означает, что, подписав, я не могу упоминать о записи.
— Это означает, что, подписав, вы сделаете первый большой шаг к выходу на свободу.
— Как насчет обвинений Стоуна против меня?
— Их можно устранить.
Воорт не может скрыть удивления.
— И вы бы дали письменную гарантию?
— Великое это изобретение — бумага, — вмешивается Микки. — Кон, он не говорит, что тебе придется уйти из полиции.
Данн пожимает плечами:
— Мистеру Стоуну тоже надо что-то получить. Он не испытывает к вам нежных чувств. И, откровенно говоря, в тюрьме вы так и так останетесь без работы.
— Но если Стоун согласится, разве это не доказывает, что я прав?
Кажется, во взгляде Данна мелькает сочувствие.
— Версия Стоуна такова. Коннор узнал, что люди Бока вовлечены в контрабанду наркотиков. Когда они захватили его, вы совершили ошибку, решив, что Стоун тоже в этом участвует. Но он понятия не имел об их гнусной деятельности. Теперь, когда все эти люди мертвы, нам никогда не узнать, на кого они работали на самом деле. Вполне возможно, что они работали только для себя.
Данн разводит руками, как фокусник, у которого только что исчезла колода карт. Но улыбка тускнеет, когда Воорт качает головой:
— Почему вы защищаете Стоуна? Я ничего не буду подписывать.
Чиновник явно удивлен. Вероятно, в Вашингтоне подписку о неразглашении берут вообще перед любым разговором, думает Воорт. Вероятно, владельцы ресторанов хранят бланки таких соглашений под барными стойками — для удобства посетителей.
— Последнее время все предлагают мне дерьмовые сделки, — говорит Воорт. — Я лучше попытаю счастья в суде.
— И в газетах, — добавляет Микки.
— И кого вы накажете? Его? Или себя? — Данн снова обращается к Воорту с той же ласковой убедительностью. — Вы напоминаете мне одного майора, которого я знавал во Вьетнаме. После того как вьетконговцы захватили его, после того как он провел у них какое-то время, он хотел только одного — отомстить. Когда мы освободили его, ему было плевать на все остальное. Пришлось отстранить его от командования. Что на самом деле произошло с вами в том туалете, Воорт?
— Приставили пистолет к голове.
— Правда? И все? Подпишите бумагу.
— Мы вот подписали, — говорит Азиз без всякого выражения — и это лишь подстегивает желание сопротивляться. Воорт удивляется, почему никто не предупредил его об этой встрече. Потом понимает. Данн брал со всех подписку перед разговором. А подписав, уже нельзя никому ничего сказать.
— Попробуйте без угроз, — предлагает Данну Эва. — И Воорту: — Тебе же не нужны угрозы, верно?
Вот когда Воорт понимает, что его начальники хотят, чтобы он заключил сделку, но ничего не подписывал. Полицейское управление Нью-Йорка желает иметь свободу действий, чтобы задействовать пленки позже.
— Нет, — говорит он. — Никаких угроз.
Данн на долю секунды отводит взгляд, напоминая Воорту приятеля-актера, который делает то же самое перед выходом на сцену. Это помогает ему надеть новую личность. Данн выпрямляется. Изменение поразительное. Суровое лицо расслабилось, стало почти приятным. Самые лучшие умеют надевать нужные маски: демон, ангел, друг, враг.
Данн вздыхает, выходит из-за стола, — он кажется обычным расстроенным человеком.
Черт, он даже кивает, восхищаясь проницательностью Воорта.
— Давайте начнем по-другому, — говорит он.
— Ага, — вставляет Микки. — Давайте.
— Я слишком долго прожил в Вашингтоне. — Данн глубоко вздыхает. — Там забываешь, как говорить с людьми. И торгуешься вместо того, чтобы объяснить. Мне следовало бы воззвать к вашему патриотизму, Воорт. В конце концов, с этим ужасным терроризмом…
— Терроризмом?
— Он не прекращается, — говорит Данн.
— Не понимаю. Какое отношение к этому имеет Стоун?
Данн поднимает ладони.
— Я неудачно выразился, и у вас сложилось неверное впечатление. Он не участвует, нет, как раз напротив, потому что… — Данн снова вздыхает, подбирая правильные слова. Вид у него серьезный, словно множество жизней висит на волоске. Он понижает голос до интимного шепота: — Он помогает нам…
— Нам, — ровно повторяет Воорт.
