— Это еще ничего, — утешал будущих танкистов Иваныч, — вот когда по вам на ходу из пушек начнут долбить…
Несколько человек подали рапорта об отчислении и вернулись в свои части.
— Это хорошо, что они сейчас сбежали, а не в бою, — поддержал механика Сергей.
Оставшихся начали учить езде. Для начала танк нужно было завести. «Кривой стартер» просовывали сквозь отверстие в переборке, потом двое танкистов — заряжающий и наводчик, — стоя на коленях, начинали прокручивать двигатель. Механик-водитель включал зажигание и… Не всегда первая попытка запуска оказывалась успешной, приходилось выкручивать и сушить свечи, что всеми воспринималось как должное. Второй опасностью был обратный удар при пуске. Новичков специально об этом предупреждали, но те упорно продолжали учиться на собственном опыте. Синяки, шишки, вывихнутые и сломанные пальцы. Одного бедолагу отправили в госпиталь с парой сломанных ребер. Все травмы воспринимались как абсолютно нормальное явление в процессе обучения.
Если двигатель заводился, экипаж занимал свои кресла, только заряжающий оставался стоять на коленях. Так и стоял все время. Во время преодоления препятствий его немилосердно швыряло по боевому отделению. Заметив протертые штанины заряжающих, Кондратьев сказал:
— Сергей Николаевич, распорядитесь пошить для заряжающих наколенники.
Участь этих членов экипажа была немного облегчена.
После пуска мотор наполнял танк сильнейшим шумом и вибрациями. Толчок, поехали. На ходу танк сильно трясло: сзади — шарнир, спереди — жесткие рессоры. При нахождении внутри создавалось впечатление, что танк движется с очень большой скоростью, и только взглянув в смотровые щели, новички с удивлением обнаруживали, что танк еле ползет.
Бывало, в отсек экипажа просачивались выхлопные газы. С этим боролись, но окончательно победить так и не смогли. Только включение вытяжного вентилятора спасало положение. Но когда велась стрельба из орудия, сгоревшие пороховые газы отравляли атмосферу. Но настоящий ад начинался летом. Температура внутри танка превышала пятьдесят градусов по Цельсию, раскалившиеся при стрельбе пулеметы обжигали руки, швы на выхлопных трубах расходились. Бывало, угоревшие танкисты не выдерживали и открывали люки. А несколько раз экипажи даже оставляли танк и, заглушив двигатель, ждали, пока он проветрится.
Много внимания уделяли подготовке механиков-водителей. Они должны были не только досконально знать устройство машины, но еще уметь обнаружить и устранить любую неисправность. Инструкторы частенько подкидывали обучающимся мелкие каверзы: то кран подачи топлива перекроют, то тягу фрикциона отсоединят. Впрочем, сама техника тоже от инструкторов не сильно отставала. Один из танков загорелся на ходу из-за подтекающего топливопровода. К счастью, пожар быстро потушили. На втором, заглохшем прямо на ходу, только спустя полтора часа обнаружили забитую какой-то дрянью сетку бензинового фильтра.
— Ладно — новички, но с твоим-то, Иваныч, опытом такие неисправности надо с закрытыми глазами устранять!
— И на старуху бывает проруха, — развел руками механик.
Сетку заменили, бак промыли, и танк отправился учить механиков дальше. Танки двигались по узкой извилистой дороге, преодолевали траншеи, воронки, брод на ручье, берега которого были основательно раскатаны танками.
— Дорожка, — предупреждал командира механик.
Это означало, что впереди участок ровной местности.
— Короткая, — командовал командир.
Танк замирал, три-четыре секунды… Гах! Звон выброшенной затвором гильзы — и танк трогался с места. Пока танкисты отрабатывали это упражнение, к делавшему какие-то заметки Сергею подошел Кондратьев.
— Что это ты все время пишешь?
— Новый устав.
— Ого! А можно полюбопытствовать?
Сергей достал из сумки и протянул комбату несколько исписанных, исчерканных многочисленными исправлениями листов. Подполковник прочитал первый лист, с трудом пробиваясь сквозь помарки, дописки и исправления. Просмотрел второй, третий.
— «При атаке укрепленных позиций одному взводу назначается полоса наступления шириной 300–350 метров с интервалом между машинами 50–70 метров». А не маловато будет всего триста метров? И вообще многовато внимания уделено взаимодействию с пехотой.
— Для таких танков 300 метров — нормально. Будет связь, можно будет увеличить, а пока танки должны находиться в пределах хорошей видимости. Что касается взаимодействия с пехотой, то в позиционной войне танки без нее бесполезны и очень уязвимы. Танки должны укрывать пехоту от пулеметного огня, а пехота должна защищать танки от гранатометчиков и саперов. Одни только танки не могут ни захватить, ни удержать позиции. А среди полевых укреплений и особенно на улицах населенных пунктов танки без пехоты беспомощны. Там и бутылку с бензином могут на моторную решетку кинуть, и заряд взрывчатки под гусеницу сунуть.
— Ну что же, у вас есть соответствующий опыт, вам виднее. А не позволите ли внимательнее посмотреть? У меня по этому поводу свои мысли есть.
— Конечно, любой помощи буду рад, особенно в части снабжения и материального обеспечения боевых действий.
К лету четырнадцатого года первый устав бронетанковых войск совместными усилиями обоих офицеров был готов, но потом он надолго застрял в кабинетах Военного ведомства, проходя многочисленные согласования и утверждения, потом в него начали вносить изменения по опыту первых боевых действий. Окончательная редакция его увидела свет только осенью пятнадцатого года.
На новой должности бумажной работы существенно прибавилось, Сергей начал частенько задерживаться по вечерам. Вот в один из таких зимних вечеров в ротную канцелярию заглянул Иваныч:
— Что-то ты часто начал в роте вечера коротать, а иногда и по ночам задерживаешься. Что, к молодой жене не тянет?
— Сам видишь, работы много.
— Только работы? — прищурился Ерофеев, пристально разглядывая Сергея. — Раньше за тобой такого не замечалось.
Иванов не стал кривить душой:
— Не только. Два года вместе живем, вместе едим, вместе в люди выходим, в одной кровати спим, а все равно чужие. Холодная она и далекая. Ты вот мне и то ближе, хоть мы вместе не воевали и в одном танке не горели.
Ерофеев невольно бросил взгляд на свои руки:
— Не хочу вспоминать. Но ты от темы-то не уходи. Что дальше делать думаешь?
— Ничего, оставлю все как есть. Развестись по нынешним законам почти невозможно, да и не хочу я. Несмотря ни на что, я ее люблю, хотя видеть ее равнодушие — очень больно.
— И долго ты еще мучиться будешь?
— Нет, недолго. До августа.
— А что случится в августе? — заинтересовался Ерофеев.
— Война. Или ты забыл? Война все спишет.
— Что-то не нравится мне твое настроение, командир.
