коридоре с однотипными темными дверьми. Вот и его кабинет. Я стучу и вхожу в небольшую квадратную комнату, где с трудом размещаются четыре стола.
– Проходи, – говорит Сергей, что-то усердно печатая. Он кивает в сторону стула рядом с собой. – Располагайся, я сейчас освобожусь.
Столы завалены папками и бумагами, но других людей здесь нет.
– Все на выезде, – сообщает он, увидев, как я осматриваюсь.
Устраиваюсь на неудобном, жестком стуле напротив него, рюкзак держу в руках, поскольку ставить его на пол не хочется, а места для него нет.
– Ну что, как он? – спрашивает Бэк, не отрываясь от монитора.
– Хорошо, – отвечаю я в ожидании своей очереди на его внимание.
– Ты думаешь, ему в тюрьме хорошо? – Он отрывается от компьютера и смотрит на меня сверлящим взглядом.
– Нет-нет, я так не думаю, не то хотела сказать, – запинаюсь я, подбирая слова.
– Зачем приехала? – спрашивает он напористо.
– Расскажите мне.
– Еще чего, – хмыкает Бэк, в очередной раз прерывая мою речь. – Что это я должен тебе рассказывать?
Я пропускаю его вопрос, затем еще один надменный смешок и только потом продолжаю:
– Расскажите мне о деле. Почему вы считаете, что Кир не убивал?
– А сама как думаешь? – Бэк прекращает печатать, складывает руки на груди, откидывается на спинку кресла и внимательно смотрит мне в глаза.
– Да ничего я не думаю. Не знаю, что думать, черт возьми. Вы понимаете, я ничего не знаю. Я не помню тот день.
Он внимательно смотрит на меня, качаясь на стуле, потом встает и выходит из кабинета. Его поведение бесит, выводит из равновесия, хочется сорваться с места и помчаться домой. Но лучше выдержать его отношение сегодня, чем мучиться мыслями и возвращаться к идее увидеть или услышать его еще раз.
Через несколько минут он возвращается с чашкой кофе. Мне он, само собой, ничего предлагать и не думает. Ну и ладно. Хотя я очень устала, веки набухли от пролитых слез, во рту пересохло, сейчас я была бы рада и глотку воды.
Он садится на свой стул, отхлебывает кофе.
– С чего мне начать, раз ты ничего не помнишь? – усмехаясь, спрашивает он, но как-то мягче, чем обычно. Резь в голосе погасла, словно Бэк выключил какой-то внутренний стоп-сигнал.
– Желательно с самого начала. Может, начнем с того, откуда вы знакомы?
– Хорошо. Раз тебе отшибло память, я расскажу. У меня же уйма свободного времени. – И он снова издает свой противный смешок. – Когда-то я жил в городе Нороф. Там работал в отделе по делам несовершеннолетних. И как-то мне встретился добрый, отзывчивый, но сошедший с пути парень, который украл продукты из магазина. Я стал его воспитателем, а потом наставником и другом. Вскоре меня перевели сюда, и я позвал Кира переехать, но он не мог бросить самого близкого человека, с которым вырос, о ком заботился, кому подарил всю свою братскую любовь.
Я смотрю внимательно, вслушиваюсь в каждое его слово. Детектив делает еще глоток явно противного, неароматного кофе.
– Он не мог оставить там тебя, Анна, – заканчивает он свой едкий монолог.
Я киваю, и мой жест не ускользает от него.
– Видимо, амнезия у тебя частичная, – хмыкает он.
– Нет, не частичная. Кир мне сегодня рассказал о нашем детстве.
– Да?
– Да. Но больше ничего, – спешно добавляю я.
– Ясно. Значит, теперь ты знаешь, как он к тебе относится и кем приходится. Отлично. Интересно, что ты ему сказала? Что не помнишь, кто он? Просто пошла и разбила парню сердце. Как всегда, в своем репертуаре. Все только для себя.
– Это не так.
– Ага. Конечно. Проехали. Хотя, знаешь, я его никогда не понимал, поражался его отношению к тебе. Не раз говорил ему, что он должен наладить свою жизнь, должен работать на себя и свою семью. И знаешь, что он мне на это отвечал? Что Олеся, его девушка, если ты не знаешь, – его опора и поддержка, а он – твоя. Он говорил: «Я помогу себе сам, я смогу, я знаю. А ей? Кто поможет Анне? Я обещал ей. Девочка поверила мне, а я поверил ей. Мне нужно было заботиться о ком-то, дарить свою нерастраченную любовь. А ей она была жизненно необходима, иначе бы она погибла». Вот что он говорил о тебе. А ты… Знаешь, он ведь собирался жениться. Олеся чудесная и порядочная девушка. Она навещает его каждую неделю в тюрьме, верит, что дождется. Но двадцать пять лет – это не то испытание, которое она сможет выдержать. Он тебе про нее рассказал?
Я отрицательно качаю головой.
– Я так и знал. Вероятно, вы говорили о тебе и о твоей прекрасной жизни. Да, Олеся никогда бы не смогла занять твое место в его сердце. Черт, меня это так бесит, – выплевывает он. – Ладно, у меня нет времени, что еще хочешь знать?
– Про тот вечер, – говорю я, сдерживая неприязнь.
– А, точно. Я уверен, он никогда бы не сделал то, за что его осудили. Никогда. Он хороший парень. Я его знаю. Слышишь, никогда!
– Я слышу, – закипаю я. – Тогда что случилось в тот вечер?
– Не знаю, тогда от него на телефоне было несколько пропущенных, но я вернулся после ночной смены и спал как убитый весь день и вечер. А когда пришел в себя, его уже взяли.
– И? Он вам ничего не рассказал?
– Нет, – удрученно отвечает Сергей, его брови сходятся на переносице, на лбу появляются глубокие морщины. – Вначале меня к нему не пустили, тогда поднялась сильная шумиха по этому делу. А потом он просто замолчал. И только когда его осудили, Кир сказал мне, что не мог поступить иначе. Он наотрез отказался объяснять свой поступок. Сказал, чтобы я не лез в это дело. Что если я ему друг, то оставлю все как есть. Вначале я даже подумал, что он действительно убил ту девочку. Но все внутри меня протестовало. Мой инстинкт говорил мне, что он лжет, что он не убивал. Я решил для себя, что не готов с этим мириться. И начал свое расследование. Но, увы, время прошло, а у меня есть только улики против него.
– Но, если улики против него, почему вы уверены, что он не убивал? Не понимаю, – зачем-то напираю я. Может, хочу проверить, подозревает он Анну или нет.
– А что тут понимать, черт побери?! Ты в этом виновата! Я уверен. Ведь он пошел в твой университет. Я надеялся, что Кир будет отрицать вину, что его не осудят. Но его очень быстро посадили. Полиция не хотела вдаваться в
