никогда не должна была потерять — ее маму. Она пыталась занять место Мэллори.
Виктория говорила, что хочет быть Брейшо, и по большому счету, она была на правильном пути, выбрав для себя два варианта — быть моей или бескорыстным героем. И она преуспела в обоих.
Она пудрила мне мозги снова и снова, и каждый раз я оказывался слабее, чем в предыдущий. Ослепленный нею.
Почему она?
— Кэптен, ты меня слышал?
Я встаю со скамейки, качая головой.
— Я не могу делать это сейчас.
Как только моя рука обхватывает ручку двери моего внедорожника, Мэллори зовет меня по имени, и мне приходится приложить все силы, чтобы обернуться и встретиться с ней лицом к лицу.
— Почему ты уезжаешь? — она измеряет меня взглядом. — Что не так?
Я был в шаге от того, чтобы быть счастливым, а затем объявилась ты и все разрушила.
Я поднимаю руки, позволяя им упасть по бокам.
Ее кожа раскраснелась, глаза слегка сузились.
— Ты влюблен в нее.
Виктория.
Это не ее собачье дело, но я не собираюсь спорить, и ответ только запутает все еще сильнее.
Я сохраняю пустое выражение лица.
— Она солгала мне.
Ее тело слегка качается, небольшая складка пересекает лоб.
— Как и я, и все же ты здесь.
— Мне нужно идти. — Рывком открываю дверь и проскальзываю внутрь.
— Кэптен!
Сдерживая стон, бросаю на нее взгляд через закрытое окно.
Она сжимает зубами нижнюю губу.
— Я увижу тебя завтра, верно? Ты же придешь?
Я коротко киваю, и убираюсь оттуда к чертям.
Я направляюсь прямо домой, но что-то заставляет меня притормозить напротив дома Брей и припарковаться. Я выхожу из машины и сажусь на старые качели позади дома.
Достаю из кармана свой кастет, надеваю на руку и сжимаю кулак.
Идеально сидит.
Мой символ семьи Брейшо.
Сильный и твердый, нерушимый и цельный.Угроза без слов, страх без движения.
Я подношу его ближе, читая слова на гравировке.
Семья — это больше чем общая кровь.
Доказательством этих слов являются мои братья, отец, Рэйвен.
Моя семья, данная мне не от рождения.
Мои кулаки сжимаются сильнее.
У всех нас есть предназначение.
Мэддок — лидер, он хранит ключ, но никогда не выходит вперед.
Ройс — боец, он носит крест, но никогда не пытается командовать.
А я — якорь, мне принадлежит кастет, петли, означающие слияние наших семей — все кольца, каждое из которых не сильнее, чем другое, напоминание, что мы равны. Всегда.
Но, возможно, наш отец понял все неправильно.
Может, он увидел то, чего никогда не существовало.
Моя семья доверила мне принимать правильные решения, встала со мной в один ряд, и я подвел их. Больше одного раза.
Не знаю, как долго я сидел, прежде чем открылась задняя дверь и из нее вышла Мейбл.
Я собрался встать, но она выкрикнула:
— Не вставай, мальчик. Я могу спуститься с этих ступеней без посторонней помощи.
Из меня вырывается короткий смешок, но за ним следует вздох.
Она подходит и садится на небольшую каменную стену вокруг качелей.
— Я знаю, что когда у всех девочек внезапно пересыхает горло и им срочно нужно на кухню, один из вас где-то здесь.
На моих губах появляется легкая усмешка, и я качаю головой, бросая беглый взгляд на кухонное окно. Медленно мои глаза перемещаются к одному из самых важных людей в нашей жизни.
— Она ушла, и твой дневник не работает, — верно предполагает Мейбл, понимание смягчает ее взгляд. — Расскажи, что у тебя на уме, мальчик.
Я смотрю на старый песок у моих ног.
— То, что ты сказала мне ранее, о том, как сделав выбор однажды, назад дороги нет, ничего не изменит нашего мнения.
— Запечатано на небесах и выбито на стенах ада.
Я киваю. Да. Это.
— Сперва, я выбрал Мэллори, — говорю я. — Разве это не ответ на все это? Клей. Куда упал мой якорь?
Волк выбирает пару раз и на всю жизнь.
Она сидит молча долгую минуту, заговорив, только когда я бросаю на нее взгляд.
— На мой взгляд, это то, где якорь сорвался с цепи, упал в самой глубокой части моря, куда только одному человеку хватило смелости отправиться. Этот человек нырнул с головой в темные воды, не заботясь о том, сможет ли выбраться на поверхность. Потому что исправить то, что сломалось в тебе, стоит риска потерять все, даже жизнь.
Раскрыв руку, я кручу запястьем, изучаю, как солнце переливается на кастете. Золотая радуга.
Моя челюсть сжимается.
— И тот клей, который ты упомянул. Тот типичный Кэптен прямо здесь, мой заботливый, любящий, глубоко мыслящий мальчик. — Мои глаза снова находят ее глаза, и она слегка улыбается мне. — Тебе больно, ты растерян, из-за девушки, которая не заслуживает страданий мужчины, любящего свою дочь больше всего на свете. Может, она и сделала то, что сделала, но это не отменяет того, что эта девушка подарила тебе самого важного человека в твоем мире. Ты можешь ненавидеть ее, но все равно будешь благодарен, и это разрывает тебя на части. И жаль говорить тебе, мальчик, но это никогда не перестанет разрывать тебя на части. Это подтверждает твое сердце, Кэптен Брейшо. То, что делает тебя самим собой.
Укол боли пробирается в мое застывшее тело, и я приветствую ее.
Я наклоняюсь вперед, уперев локти в бедра.
— Хотел бы я быть так же уверен, как ты, Мейбл. Потому что прямо сейчас все мои мысли говорят мне починить то, что сломано. Но я понятия не имею, с чего начать, и что я должен попытаться исправить в первую очередь.
Она поднимается на ноги и встает напротив меня.
Я поднимаю голову, встречаясь с ее темно-коричневыми глазами.
— Скажи мне вот что, мальчик. Если есть две истекающие кровью души, но нити хватит, чтобы заштопать только одну. Кого ты излечишь?
— Что если ни одна из них этого не заслуживает?
Она кивает.
— Что если я скажу, что одна из двух душ была твоей?
От ее слов у меня в животе возникает отчаянная, эгоистичная боль.
Внезапно она достает небольшой конверт, адресованный ей.
Мои брови сходятся.
— Что это?
— Не знаю. — Она пронзает меня пристальным, решительным взглядом. — Он не мой.
Она указывает на самый край, где нарисован маленький якорь.
Он для меня.
Стенки моей груди расширяются, и я медленно встаю
