во избежание. Оказывается, печная сажа или, допустим, угольная пыль, смешанные с этим прекрасным вазелином, создавали идеально черную пасту, нанеся которую на лицо любой военный имел возможность раствориться в ночи не хуже Боба Марли, нырнувшего в бочку с черной тушью. Ну или, уподобившись снежку Рэмбо, этим эрзац-гуталином можно было сделать две широкие полосы под глазами, которые стали бы поглощать свет, мешающий замечательно прицеливаться.
Дима липкой гадостью мазаться отказался, потому как целиться в этот раз им нужды не было, но в основном потому, что отмыть это по завершении операции будет практически невозможно, оттого что вазелин впитывается, если кто не знал. Слон, вспомнивший, что в армии они так и не делали, со словами «ну мало ли» все одно распихал вазелин по карманам. Также вслед за вазелином в отбраковку за ненадобностью пошли четыре лодочных якоря системы «кошка», два топора на длинных деревянных ручках, два алюминиевых котелка с крышками, один маленький молоток и один здоровенный гвоздодер. Гвозди Слон заранее спрятал за спину, сказав, что это он по пути для дома на всякий случай прикупил. Так что к концу сортировки военно-полевого имущества из нужного для операции остались два мотка крепкой веревки и пила-ножовка, зубья которой от греха подальше обернули старой мешковиной. В общем и целом, по мнению Слона «с такой зброей Кокари-Шаршари, конечно же, не взять», потому как «видит Бог всех положат!» – но за елкой он сходить рискнет-таки. Хотя, продолжая тихонько жаловаться, что без своего родного автомата он, бедняга, чувствует себя как голый, и требуя выдать ему хотя бы якорь-кошку, которым он за заборы и иные преграды цепляться станет, он этот якорь потихоньку из кучки невостребованного умыкнул и под полу спрятал.
С трудом дождавшись вечера, заранее облачившись во все темное и три раза проверив шнурки на кроссовках, в час пополуночи вышли строиться для выполнения задачи к боевой «Сузуки-Черри», родившейся в далеком 1976 году. Машина, как я вам уже рассказывал, боевой даже в день своего выпуска с японского автозавода быть ну никак не могла, а сейчас, по истечении многих лет жизни и бессчетного количества владельцев, держалась исключительно на краске и толстых слоях ржавчины. Она, бедняга, теперь даже на машину, если честно, походила мало. Ее в свое время спроектировали для японского народа, заботясь лишь о том, чтоб в ней не менее четырех детей микадо разместилось и из точки «А» в точку «Б» без членовредительства доехало. И юркая, но крохотная «вишенка» десятками лет со своими обязанностями справлялась, медленно год за годом хирея и приходя в негодность. И когда очередной японский хозяин, притормаживая на перекрестке, продавил пяткой пол, судьба ее, как казалось, была предрешена. Отправили бедолагу на захоронение в Гану, чтоб своим железным трупиком не портила она экологии и без того маленького и тесного острова. По прибытии за несколько лет до описываемых событий была «вишенка» ганскими умельцами реанимирована и за пять лет честной службы успела побыть и таксомотором, и моторизованной тележкой местной торговки овощами. Теперь же, купленная концессионерами по стоимости пыли, скопившейся в ее багажнике, машинка с трудом доживала свой век, мечтая по ночам, чтоб к ней наконец-таки явилась автомобильная смерть и прекратила ее ежедневные конвульсии и мучения.
Однако ж, к парням… Невзирая на то, что их всего двое, они каким-то образом умудрились выстроиться шеренгой и устроить друг другу проверку готовности обмундирования. Подергав друг друга за веревки, обмотанные вокруг талий, и приказав друг другу: «Попрыгай!», оба удовлетворенно хмыкнули, отметив, что ножовка, привязанная к Дмитрию, и «кошка», бултыхающаяся у Слона на поясе, ненужных звуков не издают и, стало быть, причинами провала операции стать никак не смогут. Взаимно подтвердив полную готовность к операции ЗДМ, парни загрузились в автомобиль. Будучи своими объемами в полтора раза больше объема многострадальной машинки, они втиснули себя внутрь, каким-то чудом не разорвав ее по швам. И далее в полном осознании всей важности наступившего момента и предвкушении «правильного» новогоднего торжества двинулись в сторону произрастания вожделенного хвойника.
Петляя по пустому городу и заметая следы от несуществующей погони, где-то через час наконец-то добрались до ранее запланированного к восхождению и тщательно подготовленного кирпичом места проникновения в пределы народовластия. И если при свете дня этот запущенный уголок городской флоры выглядел пышным храмом живой природы, влекущим сенью прохлады и буйством зелени, то в непроглядной темени ганской ночи от этого филиала сельвы несло диким страхом и верной погибелью. Дмитрию казалось, что из этого городского детеныша джунглей на него с нескрываемым гастрономическим интересом смотрят львы, гиены, шакалы, волки и даже два медведя, один из которых наверняка белый. Ему казалось, что все ядовитые змеи Африки, заранее договорившись, сползлись на этот пятачок в надежде хотя бы разок укусить его, Дмитрия, так неосмотрительно решившего именно тут через парламентский забор перелезть. Ну а на случай неудачи хищников и пресмыкающихся по Димину душу, как ему казалось, на обратной стороне забора наверняка собралось не менее тысячи скорпионов, каракуртов и других тарантулов, теперь радостно потирающих лапки в предвкушении скорой встречи с ним. Потому, замерев в некоторой нерешительности и даже уже немного пожалев о том, что Новый год вообще существует, лезть в этот образчик первобытной растительности он сильно заопасался.
Слон же, всячески порицая такую нерешительность своего товарища, скомандовав самому себе и Дмитрию: «Страус пошел!», – практически беззвучно растворился в гуще первобытной растительности. Дмитрий, ринувшийся за Слоном вслед, по резкому запаху человеческого нужника, шибанувшему в нос вместо ожидаемой свежести тропической растительности, сделал для себя вывод, что люди это место все-таки регулярно посещают и наверняка не все погибают, а стало быть, и ему, Дмитрию, сильно опасаться нужно только в кучку продукта человеческой жизнедеятельности вступить, но никак не волков, которые от вони наверняка уже давно сбежали. Перемахнув через забор в аккурат у трубы, с которой Слон кирпичом камеру наблюдения для хозяйства добыл, оба лесоруба на некоторое время притихли, прислушиваясь к возможным звукам погони или шелесту ползущих к ним гадов и пресмыкающихся. Ни те, ни другие своего присутствия никак не выдали, и Дима с радостью понял, что сегодня его никто не укусит, а стало быть, можно двигаться туда, где произрастает дерево их мечты.
За долгие годы жизни некогда аккуратненькая елочка, выживая в борьбе с непривычными климатическими условиями, вымахала ввысь, растеряв при этом нижние ветки, бесстыдно предъявляя миру три метра абсолютно голого ствола. Ствол в этом месте имел толщину и мощь ростральной колонны и осыпал прилегающий участок хлопьями отшелушившейся еловой коры.
