и только несколько человек несли свою ночную службу, пытаясь пресечь проход внутрь опасных людей. Впрочем, судя по тому, что мы уже здесь, то эффективность их службы была около нулевой. Мы просто везде говорили, что находимся в воинстве «Костяных плетей» и нас просто пропускали внутрь без какого-либо досмотра.
— Командир, если нас здесь спалят, то стрелами нашпигуют, как ежа иголками. — шепнул мне на ухо Зеф, старательно маскирующий своё страх за улыбкой.
— Слишком легко планируешь отделаться? — ухмыльнулся я, продолжая держать ладонь на рукояти меча, — Скорее, нас замучает какой-то местный мастер заплечных дел, затем загонят в гузно длинную пику и оставят вялиться на солнышке под радостным взором рюглендцев.
— Радужные перспективы…
Мы шли вдоль палаток и шатров, ведя себя, как у себя дома, и стараясь не срываться на бег. Немногочисленные бодрствующие лагерные бойцы всё больше молчали, проходя мимо нас, не заводя разговоры. В принципе какой-либо настороженности в лагере врага не наблюдалось. То ли их не пугала возможность штурма, то ли они боялись возможности удара в тыл.
А стоило ли им чего-то бояться? Кловис был далеко на Западе, а единственная армия, способная оказать значительное сопротивление, сейчас была ими блокирована в городской крепости. Только если выходки каких-то иллюзорных партизан могли нарушить течение нынешней осады. Хотя откуда взяться этим самым партизанам? Мы были первой крепостью на их пути, и значительных партизанских сил здесь ещё не было, чтобы огрызаться на полноценную армию.
Сквозь ряды палаток мы повернули в сторону осадных башен. Маршрут мы простроили, глядя на лагерь ещё с крепостных стен. Громады башен тёмными силуэтами виднелись даже в плотной ночной тьме. Чем ближе мы к ним подходили, тем сильнее тряслись у меня ноги, и всё больше по спине носились табунами мурашки. Хотелось прямо сейчас развернуться и побежать обратно, скрываясь за безопасными стенами крепости, за которыми меня не достанет ни один стрелок. Находиться здесь, где из темноты на пятёрку наёмников смотрят тысячи глаз, впивающихся в лихорадящее сознание холодными стальными иглами, было невообразимо страшно.
Как только мы оказались метрах в двадцати от первой башни, то я распахнул сумку на плечах Рубена, вытаскивая оттуда увесистые глиняные бутыли с плещущейся внутри них горючей жидкостью. Около башен из охранения было только двое бездельников, разомлевших у костра и храпящих на всю округу. Каждый из нас взял по бутылке и я, трясущимися руками, подпалил заткнутые в их горлышках тряпицы. Быстро разбежавшись каждый к своей башне, по безмолвной команде мы бросили коктейли. Бутылки со звоном разбились, и мои диверсанты рванули во тьму, скрываясь от неизбежных взглядов. Я же на какое-то время спрятался за одним из шатров, наблюдая за тем, как занимается огонь на деревянных конструкциях. Огонь радости начал заниматься и в сердце, но радоваться было мало. Не прошло и двух десятков секунд, как кто-то неизвестный заорал, оповещая весь остальной лагерь о начавшемся пожаре. Я же стал осторожно отступать ближе к лесу, чтобы вернуться в город по очень большому крюку.
Я шёл быстро, постоянно озираясь в сторону всё разгорающегося пожарища. Неожиданно я влетел во что-то, а точнее в кого-то. Этот некто толкнул меня в ответ, и я заметил его открывавшийся для крика рот. Переубеждать его было поздно и я просто вытянул свой нож и вогнал его в бочину человека. Туда, где у человека располагалась печень. Клинок легко вошёл в тёплое тело, а готовящийся крик утонул в горле незнакомца. Ушёл я достаточно далеко, а потому побежал. К моменту, когда найдут мертвеца, я буду очень и очень далеко.
Диверсия оказалась удачной. Все смогли вернуться обратно в город, а рюглендцы не досчитались четырёх из пяти своих осадных башен. К сожалению, они успели потушить одну, но её не хватало для атаки на крепость. Тем самым нам удалось вырвать ещё несколько относительно спокойных дней. Благодаря подземному проходу на протяжении пары недель мы раз в три дня выходили за стены, кошмаря лагерь осаждающих. Какие-то атаки были эффективными, другие же были не столь смертоносными, но так или иначе рюглендцы несли потери. Даже удалось отравить ближайшие колодцы, не смотря на протесты Корбина. Вот только лагерь снимать они не собирались, а с каждой нашей вылазкой всё больше усиливали охранение. По итогу я отказался от таких вылазок, ожидая, пока они пойдут на приступ.
Долго ждать не пришлось. Рюглендцы пошли в атаку на четвёртую неделю осады. Несколько раз потеряв осадные башни, они пошли на штурм с помощью лестниц. Даже осадная техника оказалась бессмысленной, ведь пушки били банально дальше. Практически все воины двинулись на крепость, подводя к не самым крепким воротам стенобитные машины.
Я стоял на стене, потирая покрасневшие от недосыпа глаза. Я плохо спал уже месяц, но страха от приближающегося штурма не было. Было какое-то безразличие пред лицом смерти. У нас была еда, умелые воины и крепкие стены, так что преимущество за нами. К тому же, благодаря моей партизанщине рюглендцы были значительно истощены и не столь боеспособны, как всего месяц назад.
Тяжёлая латная пехота попёрла вперёд, пользуясь домами «нижнего города» как удобными укрытиями. Моя ошибка заставила меня излишне нервничать, а пушки бить практически вслепую. Я же старался как можно эффективнее бить из своей гаковницы, выбивая одним выстрелом по два, а то и три атакующих. Но даже так, не смотря на плотный обстрел пушек, луков, арбалетов и пищалей, к стенам подошло слишком много противников. За края стен стали зацепляться первые лестницы. Я приказал лить кипящее масло и фекалии на головы ползущих на стены воинов. Крики боли, громыхание пушек и пищалий, треньканье тетив и звон железа составляли смертельную симфонию разгорающейся битвы. К воротам стали подходить тараны. Первые два щепками разлетелись от пушечных выстрелов во все стороны. Но один всё же смог добраться. Ему нужно было всего несколько ударов толстым дубовым стволом, чтобы обрушить их, и я приказал вести всех пищальников на нижние стрелковые галереи, готовясь к падению первых ворот. Сам я тоже сбежал вниз, понимая, что именно туда сейчас будет направлена основная атака. Не успел я оказаться внизу, как ворота рухнули под мощью атакующих. Люди посыпались внутрь, желая как можно быстрее добраться до малых крепостных ворот по кривому каменному рукаву. Дождавшись, пока многие из них окажутся внутри, я приказал открыть огонь. Дистанция была плёвой, и аркебузы показали себя во всей красе. Никакая броня не могла спасти от выстрела всего в несколько метрах, практически в упор. Десятки воинов пали всего за несколько
