расстоянии. В мгновение ока Стив повернул, и мы помчались прочь от них. Стив наклонился вперед, выключил фары и вдавил педаль в пол, нас поглотила ночная тьма. Еще несколько километров, и мы были бы там, на американской линии фронта.
Какой-то инстинкт заставил меня оглянуться. Внезапно я понял, что нет Трикки. Крупнокалиберный пулемет раскачивался в своей турели совершенно неуправляемый. Чертов Трикки исчез! На мгновение мое сердце перестало биться. Меня охватила всепоглощающая паника. У нас был раненый человек, и мы не знали, где, черт возьми, мы его потеряли!
Я начал кричать, мой голос дрожал от паники:
— ТРИККИ! ТРИККИ! ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТРИККИ?
У меня были видения о том, как нам придется разворачивать фургон и возвращаться тем же путем, которым мы пришли. Либо Трикки был ранен на той последней позиции противника, либо он каким-то образом вывалился из фургона, когда Стив поворачивал на Т-образном перекрестке. Как бы то ни было, за миллион лет мы ни за что не покинули бы Трикки.
Стив заметил, куда я смотрю, а потом тоже начал кричать.
— ТРИККИ! ТРИККИ! КУДА ОН, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПОДЕВАЛСЯ?
Внезапно из-за большого пулемета высунулась голова. Трикки как бы закатил глаза, глядя на нас. Ухмыльнулся этой мертвенно-холодной улыбкой.
— Что за шумиха, ребята? Я как раз менял коробку с патронами на пулемете.
Мы со Стивом расхохотались, но в основном от облегчения. Мы с ним обменялись застенчивыми взглядами. На мгновение мы оба были близки к тому, чтобы потерять самообладание. Трикки являл собой картину невозмутимого спокойствия. Как будто последние несколько часов полноценного боя не имели большого значения, как будто он делал все это тысячу раз раньше.
Момент облегчения миновал, потому что теперь мы приближались к передовым позициям Корпуса морской пехоты. Мы хорошо знали состояние дислоцированных здесь морских пехотинцев: они были изрядно измотаны; они потеряли много своих парней; они жаждали мести. И что хуже всего, насколько мы могли судить, они были под завязку загружены серьезной огневой мощью.
Я посмотрел вперед и увидел машину Джейсона, съезжающую в темноту у обочины. Я видел, как его аварийные огни мигали, включались, выключались, включались, выключались. Из далекого мрака вырисовывались пара американских боевых машин пехоты «Брэдли». Когда мы остановились позади машины инженерной разведки, я не мог не вспомнить инцидент с дружественным огнем, который разорвал на части морских пехотинцев роты «Чарли» во время боев предыдущего дня.
Штурмовик A10 расстрелял амфибийный БТР роты «Чарли» своей устрашающей семиствольной 30-мм пушкой GAU. Одна из самых мощных пушек, когда-либо поднимавшихся в воздух, GAU стреляет бронебойными снарядами с сердечником из обедненного урана, и у амфибии роты «Чарли» практически не было шансов.
Стоявшие впереди нас «Брэдли» несли пушку лишь немного меньшего калибра, 25-мм М242, способную уничтожить основные боевые танки Ирака Т-55. Обратный переход через нашу собственную линию фронта вполне может оказаться самым опасным моментом в смертельной гонке на данный момент. Если бы эти «Брэдли» открыли по нам огонь, нам была бы крышка.
Мы сняли наши шемаги, застегнулись на все пуговицы и принарядились, как могли. Мы сбрасывали иракскую маскировку и пытались выглядеть как «настоящие» солдаты. Я достал из разгрузки инфракрасный светлячок, включил его и положил перед собой на капот. Любой, кто использует ПНВ, теперь сможет увидеть, как он мигает, и должен воспринять это как сигнал о том, что мы были дружественными силами.
Мы уменьшили пространство между машинами, опустили все оружие, и Джейсон поехал. С включенными аварийными огнями мы поползли к позициям американской линии фронта, отмеченным «Брэдли», образовавшими блок-пост поперек дороги. По мере того как мы подходили все ближе, мое сердце билось так, словно вот-вот разорвется. Мы пробились с боями примерно через 200 километров территории противника.
Насколько иронично было бы пройти несколько массированных засад, уклониться от конвоев охотников и разбить блокпосты противника только для того, чтобы быть уничтоженными нашей собственной стороной?
Когда мы подползли ближе к Брэдли, Дез начал сигналить — «Пип! Пип! Пип-пип! Пип! Пи-и-и! Пи-и-и!». Британцы подходят. Водитель машины инженерной разведки и Стив начали делать то же самое. Мне показалось немного нелепым, что мы вшестером делаем это, находясь между двумя армиями, которые рвали друг другу глотки. Но какой у нас был другой вариант?
От «Брэдли» не последовало ни малейшего ответа. Мы предположили, что они, должно быть, заняты, но ни один солдат там, казалось, не видел нас, не слышал и не заметил нашего приближения. Мы добрались до двух громадных бронированных машин и проехали мимо, по-видимому, никем не замеченные. На линии фронта США, после битвы за Насирию, нам удалось незаметно проскользнуть через всех выставленных здесь часовых Корпуса морской пехоты.
Мы продвигались ползком, пока не достигли района, где, как я предполагал, находился американский командный пункт — последние американцы, с которыми мы разговаривали перед началом миссии всей нашей жизни. Затем мы заглушили двигатели.
Мы выпрыгнули из машин. Какое-то мгновение мы стояли в ошеломленном молчании, уставившись друг на друга в полном недоумении. А потом я схватил Стива и обнял его, а Трикки по-медвежьи обнял нас обоих, и мы практически танцевали от радости. Мы просто не могли в это поверить. Гребаный ад! Мы выбрались оттуда живыми!
Повсюду происходили серьезные мужские объятия, и это действительно, были не мы. Следопыты, десантники, из какого бы подразделения мы ни были родом, обычно мы не любили мужских объятий. Но сегодня, после смертельного рывка на юг из Калат-Сикара, все изменилось. Весь наш мачо-настрой и бравада вылетели в трубу.
Потому что, черт возьми, мы были живы!
Я вытащил наш спутниковый телефон «Зирайя», часть нашего утраченного оборудования связи. Это нешифрованное, небезопасное средство, и поэтому мы использовали бы его только в крайнем случае, если бы все остальные средства связи были отключены. Это была такая штука, с помощью которой мы вызывали вертолет ПСС, если нас собирались схватить или убить. Перехватить сигнал спутникового телефона было примерно так же легко, как и обычный сигнал мобильного телефона. Но теперь, когда мы находились в рядах американцев, это не имело особого значения. Моей первой обязанностью было сделать доклад в штаб-квартиру Следопытов.
Пока я ждал ответа, я заметил пару американских морских пехотинцев, которые подошли поглазеть на нас. Казалось, они никак не могли взять в толк, откуда мы только что появились. Я думаю, на самом деле это было достаточно справедливо. Время приближалось к 03.00, и мы только что вышли из ночной темноты с нашими машинами, наполовину разорванными на куски огнем противника. И мы обнимали
