капиталистического кризиса 20-х годов XXI века возвращает нас к проблеме перманентной революции, к стратегическим вопросам, которые так и не смогли разрешить социалисты и коммунисты сто лет назад. Начинаясь в одной части планеты, процесс преобразований достигает завершенности или оформленности лишь тогда, когда революционная волна начинает охватывать другие страны мира. И революционная волна начала XX века в самом деле изменила мир, но произошло это все же не так, как ожидали революционеры. Ранние социалистические революции прошлого столетия в этом смысле обречены были на неудачу, так же как и первые европейские попытки утвердить принципы демократии и прав человека в обществе, еще только осваивавшем возможности буржуазной экономики. Смысл революций XX века состоял в том, чтобы поставить задачи, уже назревшие в плане исторической перспективы, но еще не разрешимые на уровне технологических и культурных возможностей. В первой половине XX века политическая зрелость рабочего класса в значительной мере опередила созревание производительных сил и коммуникативных возможностей, необходимых для социалистического преобразования. Сегодня ситуация, по сути дела, зеркальная. Главная беда на левом фланге — дефицит политики.
Эти вопросы, увы, не может разрешить никакая теоретическая книга, даже самая хорошая. Они стоят именно как практические, и задача мыслителей состоит в том, чтобы честно говорить о них, одновременно переключая внимание на новую конструктивную политическую практику, потребность в которой уже более или менее осознана. Насколько и как она будет удовлетворена, покажет будущее. Но пока мы лишь можем констатировать, что нарастающие масштабы кризиса, с которым сталкивается неолиберальная модель капитализма, являются основанием не только для многочисленных опасений, но и для надежды.
Наблюдая, как развитие капитализма закономерно создает условия и предпосылки для социалистического переворота, Маркс и Энгельс видели задачу теории в том, чтобы честно и непредвзято осмыслить не только эти предпосылки, но и то, что происходит в процессе общественных изменений с самими трудящимися массами: «Исследовать исторические условия, а вместе с тем и саму природу этого переворота и таким образом выяснить ныне угнетенному классу, призванному совершить этот подвиг, условия и природу его собственного дела — такова задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения»[453].
С тех пор два столетия классовой борьбы, реформ, революций, реставраций позволили не только накопить огромный исторический опыт, но и осознать собственные противоречия социалистического движения, противоречия, жертвами которых то и дело становились самые, на первый взгляд, успешные политические силы левого фланга.
Таким образом, самокритика левого движения становится важнейшей практической задачей для всех тех, кто серьезно относится к перспективе борьбы за общественные изменения, выводящие нас за рамки неолиберального капитализма, да и капитализма вообще. Научность социалистической теории, на которую Маркс возлагал столь большие надежды, определяется именно способностью самих социалистов честно и беспристрастно взглянуть на себя и на плоды своей деятельности, но не для того, чтобы опустить руки и каяться, а для того, чтобы, учитывая опыт прежних неудач, сформулировать радикальные ответы на текущие вопросы.
Преодоление кризиса, парализовавшего общественное развитие по итогам почти полувекового наступления неолиберализма, требует не только и не столько теоретических усилий по переформулированию этических и философских концепций, сколько практической и политической деятельности, направленной на новую консолидацию массы трудящихся в изменившихся социально-экономических и технологических условиях. Если эта консолидация состоится в реальности, а не на страницах книг, то и вопрос о расширении сфер социальной свободы будет решаться уже не теоретиками. Его будут решать сами люди — миллионы людей, участвующих в практическом преобразовании общества.
Технологическое и культурное развитие общества за два столетия истории индустриального капитализма сформировало острейшую потребность в новом социальном порядке, дающем простор для реализации потенциала свободы и творчества — для всех, а не только для избранных. «Можно сколько угодно преследовать книгочеев, запрещать науки, уничтожать искусства, — писали братья Стругацкие в романе „Трудно быть богом“, — но рано или поздно приходится спохватываться и со скрежетом зубовным, но открывать дорогу всему, что так ненавистно властолюбивым тупицам и невеждам. И как бы ни презирали знание эти серые люди, стоящие у власти, они ничего не могут сделать против исторической объективности, они могут только притормозить, но не остановить. Презирая и боясь знания, они все-таки неизбежно приходят к поощрению его для того, чтобы удержаться. Рано или поздно им приходится разрешать университеты, научные общества, создавать исследовательские центры, обсерватории, лаборатории, создавать кадры, людей мысли и знания, людей, им уже не подконтрольных, людей с совершенно иной психологией, с совершенно иными потребностями, а эти люди не могут существовать и тем более функционировать в прежней атмосфере низкого корыстолюбия, кухонных интересов, тупого самодовольства и сугубо плотских потребностей. Им нужна новая атмосфера — атмосфера всеобщего и всеобъемлющего познания, пронизанная творческим напряжением, им нужны писатели, художники, композиторы, и серые люди, стоящие у власти, вынуждены идти и на эту уступку. Тот, кто упрямится, будет сметен более хитрыми соперниками в борьбе за власть, но тот, кто делает эту уступку, неизбежно и парадоксально, против своей воли роет тем самым себе могилу. Ибо смертелен для невежественных эгоистов и фанатиков рост культуры народа во всем диапазоне — от естественнонаучных исследований до способности восхищаться большой музыкой… А затем приходит эпоха гигантских социальных потрясений, сопровождающихся невиданным ранее развитием науки и связанным с этим широчайшим процессом интеллектуализации общества, эпоха, когда серость дает последние бои, по жестокости возвращающие человечество к средневековью, в этих боях терпит поражение и уже в обществе, свободном от классового угнетения, исчезает как реальная сила навсегда»[454].
XXI век, который встречали, как и любую новую эпоху, с оптимизмом и энтузиазмом, принес нам именно такую битву, предсказанную писателями-фантастами. Эта битва идет сейчас. И все мы, независимо от своего желания или своих стремлений, оказываемся ее участниками.
Уклониться не получится.
Но можно с достоинством и уверенностью сыграть свою роль.
ЛИТЕРАТУРА
1. Агамбен Дж. Куда мы пришли? Эпидемия как политика. М.: Ноократия, 2022.
2. Антология позднего Троцкого / сост. М. Васильев, И. Будрайтскис. М.: Алгоритм, 2007.
3. Барнетт В. Л. Кейнс и Россия: в долгосрочной перспективе экономическая теория всегда находится в состоянии перехода. Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Сер. 5. Вып. 1.
4. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.: РГГУ, 1995.
5. Бауман 3. Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим? М.: Изд-во Института Гайдара, 2015.
6. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005.
7. Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2007.
8. Белановский С. Юрий Васильевич Яременко (1935–1996) // Сегодня, 20.09.1996.
9. Бердяев Н. Малое собрание сочинений. СПб.: Азбука,
