– Если ты этого не сделаешь, то умрешь.
– Мне плевать.
– Так ведь будет лучше. Хоть один из нас выживет, – бросил Джихун.
– Нет, – решительно возразила Миён.
– Как ты не понимаешь? – Аппараты запищали быстрее, регистрируя учащенное сердцебиение. – Я не хочу больше жить. Хальмони умерла из-за меня, а моему дурацкому телу все равно остались считаные дни. Иди за энергией. Не надо мучиться ради меня, мне твоя жертва не нужна.
– Мы что-нибудь придумаем…
– Ты же сама говорила, что слишком привыкла жить, зная, что впереди вечность. Но теперь твой запас времени весьма ограничен.
– Да, но это мое время, и я буду делать с ним что захочу, – огрызнулась Миён.
– Если ты заполучишь бусину, то сможешь жить вечно. Зачем разбрасываться бессмертием?
– Я могу жить, только убивая других. Но я не буду этого делать. Больше не буду.
– Какое дело бессмертной кумихо до простых смертных? – пробормотал Джихун. – Мы умираем – на то мы и смертные.
Миён вздрогнула: парень бросил ей в лицо ее же собственные слова.
– Да плевать мне на это бессмертие! Мне ты важен.
Месяц назад, даже неделю назад, он бы уцепился за эти слова, как за драгоценный лучик солнца. Но он их не заслуживал. Особенно теперь. Джихун подвел хальмони, и теперь уже ничего не исправишь.
– Я не могу никому принести счастья.
– Неправда.
– Хальмони умерла, и я не успел доказать ей, что моя жизнь того стоила. Она стольким пожертвовала ради меня – и умерла, считая меня ничтожеством. Пустым местом.
– Джихун-а, твоя хальмони никогда так не считала.
Юноша отпустил руку Миён и отвернулся.
– Оставь меня одного. Я знаю, ты это умеешь.
Джихун закрыл глаза. Он слышал, как Миён вышла из палаты и закрыла за собой дверь.
68
Джихун не заметил, как заснул. Однако ему снились сны – череда обрывочных картинок.
– Джихун-а.
Она предстала перед ним как в жизни: светлая кожа, темные глаза, белые, как луна, волосы.
– Хальмони. Ты настоящая?
Хальмони улыбнулась, вокруг ее сияющих глаз образовались морщинки.
– Дух я или плод твоего воображения – говори, что хотел, внук.
– Прости меня. – По щекам бежали горячие слезы. – Надеюсь, в следующей жизни я вновь стану твоим внуком, и тогда я должным образом буду беречь и чтить тебя.
– О, Джихун-а, ты и в этой жизни успеешь. Надеюсь, ты счастливо проведешь отведенные тебе годы. По-моему, это идеальный способ почтить мою память.
– Как я могу? После того, что случилось с тобой из-за меня?
– Я свой выбор сделала. Ты точно не хочешь умирать, внук. Мне хочется верить, что тебя столько всего еще ждет в этой жизни…
Джихун зажмурился, и последняя слеза стекла по его щеке.
Когда юноша открыл глаза, бабушки уже не было, а он оказался на улице.
Он лежал в лесу и удивленно смотрел на небо. Звезд было так много, что темнота отступала под их светом.
– Похоже, ты и без меня проблем нажить умеешь.
Джихун перевел взгляд на Йену, которая сидела рядом, скрестив ноги. Она глядела на небеса, а не на него. Зачем сознание так с ним поступает? Зачем отобрало хальмони и подменило ее на эту женщину?
– Ты, может, и любишь свою дочь, но я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала.
– А я и не просила твоего прощения. Но, если ты любишь мою дочь, позволь ей жить. – Мольба смягчила черты лица Йены – черты, которые он никогда не замечал.
– Я не хочу, чтобы она умерла.
– Но ты тоже хочешь жить, – твердо произнесла Йена.
Юноша осознал, что она права, и на глаза вновь навернулись слезы. Звезды завращались, пока не слились в сплошной поток звездной пыли, ослепивший его. Джихун не мог взглянуть в лицо надвигающейся смерти и принять ее. Ему до боли хотелось жить.
– Люди хотя бы попадают в загробный мир, когда умирают, – продолжала Йена. – А кумихо и это вряд ли получат.
Джихун молчал, не в силах ответить.
– Миён не дает мне забыть о моей человечности, – мягко произнесла женщина. Глаза у нее сияли. Джихун рассеянно моргнул. Йена выглядела почти как человек. – Когда-то у меня была семья. Они предали меня, пытались убить. Меня заклеймили и превратили в чудовище. И, пока у меня не родилась Миён, я думала, что не заслуживаю семьи.
– И поэтому вы так за нее сражаетесь? – спросил Джихун. – Потому что боитесь стать чудовищем?
– Своей судьбы я не страшусь. Меня предали, потому что я доверяла сердцу, а не инстинктам. И я не дам дочери повторить мою ошибку.
Йена встала. В ее глазах плескалась темнота.
– Поэтому ты должен умереть.
Джихун вдруг понял, что это не сон.
69
Автоответчик сообщил Миён, что голосовая почта заполнена, и девушка нахмурилась. Она целый день пыталась дозвониться до Нары, а шаманка не отвечала.
Миён запихнула телефон в карман и выглянула из окон коридора, ведущего к палатам пациентов. Небо было серым, но за дымкой виднелась полная луна.
Она крепко сжала два банановых молока, оставив на пластике следы от ногтей. Нара перезвонит. Она знает, что дело важное. Миён старалась не думать о том, что она снова полагается на шаманку.
«Слишком поздно метаться. Другого выбора нет», – напомнила она себе.
Неожиданно она остановилась. Тело пронзила боль – холодная и острая. Сердце затрепыхалось в груди. Одна из бутылок выпала у девушки из рук, и молоко пролилось ей на ботинки.
Она бегом бросилась к палате Джихуна, мимо удивленных медсестер и пациентов. Смятая койка была пуста. Простыни сбились в ногах. Уронив вторую бутылку молока, Миён обернулась и ухватила за руку ближайшую медсестру – измученную женщину с полными руками марли.
– Куда делся пациент из палаты 1696? – в панике воскликнула Миён.
– Не знаю, может, его на рентген отправили?
Медсестра высвободилась из хватки Миён и поспешила дальше, пару раз с любопытством взглянув через плечо.
– Нет, – пробормотала Миён, ни к кому конкретно не обращаясь. Она прижала руку к бешено колотящемуся сердцу. Что бы она ни делала, не могла его успокоить. – Что-то не так.
Перед глазами замелькали огни – сплетались, расплетались, тянулись в стороны, – и девушка моргнула. Если Миён сейчас не успокоится, то может запросто потерять сознание.
К лисице, смерив ту подозрительным взглядом, подошла Сомин.
– Где Джихун? – она увидела пустую кровать.
