Куку оно тоже не нравилось. Страх, зыбкий и бесформенный, покалывал спину. Каюта вытягивала из тела все силы, где-то внутри начал зарождаться дикий, истерический крик.
— Показывай, — выдавил Кук.
Сакс подвел его к стоявшему в углу письменному столу. Пыль на столешнице недавно потревожили: видимо, это сделал бригадир во время своей «прогулки». Металл переборок был испещрен отверстиями, похожими на огромные язвы, сквозь них просматривалась соседняя каюта. В дальнем углу, среди обломков и комков пыли, кто-то будто рассыпал мыльные хлопья или почистил большую рыбу много лет назад: чешуйки успели сморщиться и потемнеть, как осенние листья. Кук не хотел даже думать о том, что это такое.
Сакс выдвинул из стола ящик и достал старую книгу в кожаном переплете с застежкой, похожую на журнал или дневник.
— Тебе лучше прочесть, — сказал он.
Так вот оно что. Еще одна чертова книга, еще одна исповедь кошмаров. Дрожащими руками Кук принялся ее листать: первые десять страниц оказались пустыми, следующие были заполнены каракулями, выведенными неуверенной женской рукой. Их хозяйка утверждала, что ее зовут Лидия Стоддард и она находится на борту шестидесятипятифутовой двухмачтовой шхуны под названием «Дом, милый дом» вместе с мужем Робертом и пятью другими людьми. В январе пятьдесят пятого года двадцатого столетия они, по-видимому, направлялись из Бермуд в Антигуа, когда попали в туман или туман напал на них. Далее описывалось, как шхуна пыталась выбраться из безветренного, окутанного туманом моря, как стали один за другим исчезать люди, пока не остались лишь Лидия с мужем. Записи становились сумбурными и непонятными, почерк — практически нечитаемым. Кук понял, что им по какой-то причине пришлось оставить шхуну, Лидия и Роберт укомплектовали шлюпку и плыли несколько дней, пока не обнаружили остов «Циклопа».
Кук вздохнул:
— Зачем я это читаю?
Но по взгляду Сакса он понял, что это важно, поэтому продолжил.
26 (?) января 1955
Я не писала уже несколько дней. Не хочу писать. Меня гнетет одиночество, кажется, я утратила разум. Не знаю, где я. Этот корабль называется «Циклоп» — вот и все, что мне известно. Он исчез во время Первой мировой. Я что-то об этом слышала, но не помню, что именно.
Это место — чистилище или лимб, пограничная область на окраине ада. Возможно, это Бог наказывает нас, не знаю почему. Мы с Робертом были хорошими людьми, не делали ничего плохого. Мы не заслуживаем того, чтобы нас бросили в этом ужасном месте.
Боже милостивый, почему? За что?
Что мы сделали?
Роберт очень болен. Мне кажется, он умирает. Его лихорадит, он бредит и думает, что я его мать. Я уже сама не знаю, кто я. Мой разум словно блуждает где-то, и я не знаю, где сон, а где явь.
Прошлой ночью, а может, несколько дней назад — не знаю точно, — я ходила по палубе и увидела нечто похожее на огромную блестящую змею. Когда я подошла ближе, она пошевелилась и уползла за борт. Наверное, это было щупальце какого-то морского чудовища. В тумане скрываются ужасные вещи. Странные звери и другие, более опасные существа, которые пытаются залезть мне в голову. Но я не пущу их.
О Боже, слышу звуки. Звуки на корабле. Но я не должна их слышать. Наверное, они у меня в голове.
Я так напугана.
Так напугана.
Если Роберт умрет, я останусь одна.
О Боже, дай мне силы лишить себя жизни. Пожалуйста!
27 (?) Января 1955
Я не одна здесь.
Есть еще кто-то.
Женщина.
Я слышала ее ночью.
Она что-то напевала в коридоре.
Напевала, напевала, напевала.
29 (?) января
Роберт мертв. Думаю, что мертв. Он не двигается и очень холодный. Все перепуталось. Жизнь превратилась в лабиринт, в арабеску, и я не могу найти из нее выход.
Я не могу спать.
Когда закрываю глаза, слышу, как Роберт зовет меня. Почему он зовет меня, если он умер? Иногда мне кажется, что он шевелится, но мертвые не могут шевелиться, и мне уже начинает казаться, что я тоже умерла. Возможно ли такое? Потому что я не уверена, что жива.
Нет, я не могу спать.
Вчера ночью или сегодня, не знаю точно, я очнулась, почувствовав горячее дыхание у уха. Пахло так, будто что-то гниющее наклонилось ко мне. Я не видела, что именно, но что-то там было. Оно говорило мне ужасные вещи, хотело, чтобы я совершила самоубийство. Я слышу его ночью, слышу, как оно шепчет в коридоре. Я крепко запираю дверь и прижимаюсь к Роберту, но оно видит меня сквозь дверь, и я чувствую, как оно мне улыбается.
Кажется, это женщина.
Да, как я и думала.
Мне кажется, это все-таки женщина.
Возможно, она сумасшедшая и тоже заперта здесь. Но она опасна. Она безумна. Она пряталась в черных, зловонных недрах корабля. Думаю, она ест крыс. Наверняка. О Боже, как же она должна выглядеть после всех этих лет? Есть крыс, жить как гриб, во влажной тьме…
Она не может быть человеком. Таким, как я.
А голоса? Как давно я слышу те голоса?
5 (?) февраля
Теперь я боюсь постоянно.
Эта женщина не оставляет меня в покое, даже днем… Если здесь есть такое понятие, как день. Она преследует меня, гоняется за мной по всему кораблю. Сегодня я едва смогла вернуться назад, а потом она скреблась в мою дверь. Она знает, как меня зовут. Откуда-то знает мое имя.
Еды становится все меньше. Что я буду потом есть? Я не буду есть то, что она мне предлагает.
Роберт открыл глаза и заговорил со мной. Он сказал: «Если проголодаешься, ты что угодно съешь, моя прекрасная крошка».
Нет, нет, нет. Я не буду записывать это. Ничего не буду записывать.
Роберт мертв, мертв, мертв. Я не должна забывать, что он мертв, а мертвые не разговаривают.
Мне это не нравится.
Мне это не нравится.
Мне это не нравится.
10 (?) февраля
Да, я боюсь все время.
Как долго нужно бояться, чтобы суметь наконец избавиться от страха?
Осталось лишь немного заплесневелого хлеба. Плесень я тоже съем. Да, съем. Смотрите, как я ем плесень. Она зеленая и на вкус как дрожжи. От нее меня выворачивает наизнанку.
Я убила крысу.
Вкусно.
11 (?) февраля
Я уже не боюсь эту женщину.
Она хочет быть моей подругой, она так и сказала.
Вчера или сегодня ночью, а может, на прошлой неделе, я слышала, как она напевала в коридоре. Это непрекращающееся, безумное пение. Я взяла нож. Нож и свечу. Я остановлю это пение, или оно сведет меня с ума.
