Так они незаметно оказались в самом центре политическойжизни. Их регулярно приглашали в Белый дом. Спокойная жизнь для нихзакончилась. Но тем не менее они умудрялись насладиться покоем во время поездокв Коннектикут. И несмотря на то что Чарльз теперь был видной политическойфигурой, свою частную жизнь они не выставляли напоказ. Оба они, и Чарльз иГрейс, ненавидели подобные нарочитые шоу.
Они пробыли в Вашингтоне уже целых три избирательных срока,то есть около пяти лет, когда Чарльз получил предложение, весьмазаинтересовавшее его. Его статус конгрессмена достаточно много для него значил,он приобрел ценный опыт, но успел также понять, что смог бы куда больше сделатьдля страну в ином качестве. Сенат очень привлекал его, к тому же средисенаторов у Чарльза было много друзей. И вот наконец из кругов, близких кпрезиденту, поступило интересное сообщение – там живо интересовались, несобирается ли он выставить свою кандидатуру в сенат.
Чарльз тотчас же поведал об этом Грейс, и они частообсуждали эту тему. Чарльз, безусловно, хотел попытать счастья, но слегкаробел. Стать сенатором означало бы попасть в новые, куда более жесткие условия.К тому же он неминуемо попал бы в центр внимания, да и его частная жизнь тоже.Как конгрессмен он был всеми любим, но оставался одним из «простых смертных». Астав сенатором, тотчас же возбудил бы в сердцах многих ревность и зависть. Исразу же нашлось бы немало желающих раздавить, опорочить или свергнуть его спьедестала – особенно среди тех, кто лелеял радужные мечты выставить своикандидатуры на пост президента.
– Это будет адова работа, – честно признавался онГрейс. Он беспокоился и о ней тоже. Пока пресса ничем ей не досаждала. Всембыло известно, что она занимается благотворительностью, что она добрая жена ипрекрасная мать, но она очень редко попадала в объективы фотокамер. А ставсупругой сенатора, она тотчас же станет предметом острейшего интереса прессы, икто знает, чем это может кончиться.
– Я не хочу, чтобы это хоть как-то задело тебя. –Чарльз выглядел серьезно обеспокоенным. Главным в жизни для него по-прежнемуоставалась семья, и Грейс за это полюбила его еще сильнее.
– Не смеши меня. Я ничего не боюсь. Мне нечегоскрывать, – беспечно заявила Грейс, но, заметив грустную улыбку мужа, всепоняла. – Ну хорошо, мне есть что скрывать. Но пока никто и словом об этомне обмолвился. Никто ни разу не заговорил со мной о прошлом. Я расплатилась завсе… В чем теперь можно меня обвинить?
…Как давно все это было. Ей уже тридцать восемь лет. Все еебеды позади… прошел уже двадцать один год… все было давным-давно кончено, иГрейс даже порой казалось, что это было дурным сном…
– Да, никто и не подозревает, кто ты такая – ты сменилафамилию, повзрослела… Но как жена сенатора ты сразу станешь мишенью, в твоемпрошлом начнут копаться, Грейс. Подумай, выдержишь?
– Нет. Но неужели одно лишь это тебя остановит? Ты ведьхочешь попытать счастья, правда?
Чарльз медленно кивнул.
– Тогда пусть ничто тебя не останавливает. Ты большедругих имеешь на это право. Ты прекрасно справишься. И не позволяй страху взятьнад собой верх! – страстно сказала Грейс. – Нам нечего бояться.
И Грейс была настолько убедительна, что они оба искренно вэто поверили. А в ноябре Чарльз официально объявил, что выставляет своюкандидатуру в сенат.
Условия борьбы были нелегкими, у Чарльза было множество достойныхсоперников. Но ближайший его конкурент был сенатором с весьма приличным стажем,и народ предпочел ему нового многообещающего политика. Чарльз Маккензи идеальноподходил на эту роль. У него была безупречная репутация, прекрасные друзья. Непоследнюю роль играли и его привлекательная внешность, и замечательноесемейство.
Предвыборной кампании положила начало пресс-конференция – иГрейс тут же ощутила разницу. Чарльза расспрашивали о его прошлом, оюридической фирме, о его состоянии, доходах, о детях. А потом спросили о Грейси ее деятельности в организации «Помогите детям!» и даже о приюте СвятогоЭндрю. Таинственным образом стало известно об их пожертвованиях. Но несмотря настоль живой интерес к ее персоне, все обошлось – Грейс всем понравилась. Журналынаперебой просили ее об интервью, мечтали поместить на обложках ее фотографии,но сначала она наотрез отказывалась. Она не изменила своим привычкам,предпочитая держаться в тени. Все, чего она хотела, – быть помощницеймужа, его правой рукой, но не выставлять себя напоказ. А теперь от нее хотелисовсем другого. Это был воистину лакомый кусочек для прессы:пятидесятивосьмилетний кандидат с внешностью кинозвезды и его красавица жена,двадцатью годами моложе супруга. К весне ясно было, что журналисты во что бы тони стало хотят узнать все о ней и детях.
– Но я не хочу давать интервью! – пожаловалась онаоднажды Чарльзу за завтраком. – Ведь это ты кандидат, а вовсе не я! Зачемя-то им нужна?
Она налила мужу вторую чашечку кофе. У них, разумеется, быладомработница, но Грейс любила сама заботиться о Чарльзе и детях, и каждое утронеизменно сама готовила им завтрак.
– Я честно тебя предупреждал. – Чарльз был вполнеспокоен. Ничто не могло вывести его из себя, даже когда о нем весьма нелестновыражались, что последнее время нередко случалось. Но уж такова политика –Чарльз заранее был к этому готов. Здесь приходилось играть по жестокимправилам. – Кстати… – Чарльз невозмутимо допивал свой кофе. – Если быты была дурнушкой, они не приставали бы. Может, тебе просто-напросто резкоподурнеть? – Он нежно поцеловал ее.
Потом он, как всегда, отвел детей в школу. Мэттью, младший,был уже во втором классе, а Эндрю стал совсем взрослым. Все дети посещали однуи ту же школу, и теперь у них в Вашингтоне было куда больше приятелей, нежели вКоннектикуте, но везде они чувствовали себя как дома.
Вплоть до самого июня все было гладко, кампания шлапрекрасно, и Чарльз был доволен. В ближайшее время они собирались поехатькуда-нибудь на лето и отдохнуть. Но однажды вечером Чарльз появился дома раньшеобычного. Он был бледен. Грейс с замиранием сердца подумала, что с кем-то издетей произошло нечто ужасное. Она стремглав кинулась навстречу мужу.
– Что?.. – Она задыхалась. …Наверное, решиливначале позвонить ему… но с кем стряслась беда? Эндрю… Абигайль… Мэтт…
– У меня плохая новость, – грустно сказал Чарльз ишагнул к ней.
– Господи, да что случилось? – Она стиснула емуруку.
– Мне только что позвонил наш человек в АссошиэйтедПресс…
– Слава Богу, с детьми ничего дурного!
– Грейс… Им известно все о твоем отце… и о Дуайте. Емуневыносимо тяжело было говорить ей об этом, но подготовить ее он был обязан. Онлишь мучительно сожалел, что это из-за него она попала в беду. Лишь теперь онотчетливо осознавал, что не должен был ударяться в большую политику. Как он былглуп, как эгоистичен, как наивен! А страдать будет она. Пресса безжалостнорастерзает ее.
