«Бесчестный предатель, я отчитаюсь перед королем, когда окажусь перед ним, но перед тобой – никогда!*
Поскольку, сказав это, он ушел, Мариньи вновь вызвал графа ко двору через пятнадцать дней. Затем он вернулся в Париж.[1235] Описанная сцена представляется нам вполне правдоподобной, в любом случае, не менее чем факт поездки Ангеррана в Турне после побега Людовика Неверского. Эта миссия, по всей видимости, состоялась сразу после побега, то есть примерно 15 или 20 января 1312 г.
В начале февраля суд вынес Людовику Неверскому приговор, несмотря на то что он отсутствовал на заседании. Гораздо позже он ссылался на то, что суд над ним был произведен совершенно постыдным образом: его не пригласили на заседание[1236] и судили его недостойные люди.[1237] И то, и другое – ложь. Он находился в бегах после того, как его неоднократно пытались держать под наблюдением, ожидая передачи заложников; впрочем, позже, противореча самому себе, он заявил, что король вызвал его в суд в должной форме, но что этот вызов так и не попал к нему в руки, о нем он якобы узнал от постороннего лица;[1238] видимо, под этим разговором с посторонним он подразумевал миссию Мариньи.
Своими заявлениями о том, что его осудили, поправ все юридические нормы,[1239] Людовик Неверский просто хотел склонить общественное мнение на свою сторону: его действительно осудили extra ordinem, как сказали бы в эпоху Поздней Римской империи, то есть по его делу было вынесено административное решение, в данном случае, уполномоченными королем членами Совета. Жалоба графа по этому пункту также не имеет под собой достаточных оснований. Его судили Ангерран де Мариньи, Гильом де Ногаре Пьер д'Исси и другие члены Совета.[1240] Именно их он назвал людьми не достойными его судить. Иными словами, эти люди не были равны Людовику Неверскому по своему социальному положению. Однако присутствия двух рыцарей в числе его судей было вполне достаточно, чтобы приговор мог вступить в силу, к тому же король облек их такой же властью, какой обладали судьи парламента. Следовательно, у графа не было веских оснований требовать, чтобы его судили равные ему по знатности люди, а не члены Совета.[1241] Но прежде всего он хотел дискредитировать своих судей, поэтому, низведя их до положения презренных королевских нахлебников, он перешел на личности: по его мнению, они не имели права судить вообще кого бы то ни было по причине собственной бесчестности; Мариньи все считали колдуном, который явно навел на короля свои чары, чтобы внушать ему любые свои решения; ни один высокопоставленный, ни один обеспеченный человек не смел и не мог ему перечить;[1242] что же касается Ногаре, он был более открыт для критики, поэтому Людовик Неверский нашел что сказать о нем, даже не прибегая к обвинениям в колдовстве.
Несмотря на последовавший гневный протест графа, Мариньи, Ногаре и их коллеги приговорили Людовика Неверского как изменника к потере всех ленных владений и объявили о конфискации Неверской и Ретельской областей. Это произошло, скорее всего, в начале февраля, поскольку 17 февраля Мариньи и Ногаре уже находились во Вьенне.
