Мужчина, сидевший в кресле у прохода рядом со мной, поддержал мою просьбу:
– Выпустите его. Пожалуйста.
– Извините, но в этом случае нам придется разгружать багаж. Вы не больны?
– У меня нет багажа. Даже ручной клади нет.
– Мне очень жаль, сэр…
– Просьба к пассажирам и членам экипажа занять свои места.
Оглядываясь назад, я понимаю: именно осознание того факта, что, если бы я подтвердил свое болезненное состояние, меня выпустили бы из самолета, привело меня в состояние, граничащее с потерей самоконтроля. Происходящее наложилось на стресс от вчерашней чрезвычайной ситуации, на катастрофу, постигшую наш брак, на некомпетентность ответственных лиц и на грубое вторжение в личное пространство. Еще один, совсем небольшой обман, и я смог бы уйти. Но я достиг предела во всех отношениях.
Я не мог уйти. Мне не дали уйти.
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Я представил себе цифры, альтернативные суммы кубов, которые ведут себя с предсказуемой рациональностью, как они это делали до появления человека и эмоций и будут делать всегда.
Кто-то склонился надо мной. Это был проводник.
– Пожалуйста, сэр, приведите спинку кресла в вертикальное положение.
Да пошел ты! Я уже пробовал это сделать, но спинка оказалась сломанной, а вероятность того, что из-за ее неправильного положения чья-то жизнь окажется под угрозой, стремилась к нулю.
Я дышал. Вдох. Выдох. Я не решался заговорить. В тот момент, когда бортпроводник перевесился через соседа и стал выпрямлять мое кресло, я почувствовал, что начинаю терять контроль над собой, но ремень безопасности не позволял мне двигаться. Я не мог позволить этому случиться в присутствии Рози.
Я начал беззвучно и монотонно выговаривать свою мантру, задерживая дыхание перед каждым повтором. Рамануджан – Харди, Рамануджан – Харди, Рамануджан – Харди…
Не помню, сколько раз я повторил эти слова, но, когда в голове у меня прояснилось, я почувствовал, что Рози держит меня за руку.
– С тобой все в порядке, Дон?
Со мной все было не в порядке, но причина этого крылась в изначальной проблеме. И у меня появилось пять часов на то, чтобы найти ее решение.
36
– Дон, мне надо поспать. Я не собираюсь менять свое решение в самолете по пути из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Я правда ценю то, что ты пытаешься сделать. Я тебе позвоню, когда долечу. Обещаю.
Вскоре после того, как Рози откинула спинку кресла и заснула, пришел бортпроводник и предложил нашему соседу пересесть на более удобное место. Я предполагал, что его кресло останется свободным: я привык к тому, что места рядом со мной пустуют благодаря особому статусу, который присвоила мне авиакомпания. Обоюдовыгодная ситуация для меня и моего соседа. Но его место занял другой мужчина (возраст около сорока, ИМТ двадцать три).
– Полагаю, вы поняли, кто я, – сказал он.
Возможно, он был какой-то знаменитостью и ждал, что его узнают, – но я сомневался в том, что знаменитости станут летать экономклассом. Я поставил промежуточный диагноз: шизофрения.
– Нет, – ответил я.
– Я сотрудник Федеральной службы авиационной безопасности. Я отвечаю за вас, а также остальных пассажиров и экипаж.
– Отлично. Возникла какая-то угроза?
– Возможно, я об этом узнаю от вас.
Шизофрения, все верно. Остаток полета мне придется провести рядом с психически нездоровым человеком.
– У вас есть удостоверение личности? – спросил я в попытке отвлечь его от навязчивой идеи о том, что я обладаю какими-то особыми знаниями.
К моему удивлению, удостоверение у него оказалось. Его звали Аарон Лайнхэм. Насколько я мог судить после тридцатисекундного изучения, документ был подлинным.
– Вы поднялись на борт, не имея намерения лететь, так? – осведомился он.
– Совершенно верно.
– Зачем тогда вы сели в самолет?
– Моя жена возвращается в Австралию. Я хотел убедить ее остаться.
– В кресле у окна это она, верно?
Без сомнений, это была Рози, которая издавала негромкие звуки, ставшие характерными для ее сна за время реализации проекта по созданию ребенка.
– Она беременна?
– Совершенно верно.
– Ребенок ваш?
– Полагаю, да.
– И вы не смогли убедить ее остаться с вами. Она оставляет вас навсегда и забирает ребенка?
– Совершенно верно.
– Вы этим сильно огорчены?
– Чрезвычайно.
– И вы решили что-то предпринять. Что-то слегка сумасшедшее.
– Совершенно верно.
Он вынул из кармана переговорное устройство и сообщил: «Ситуация подтвердилась».
Как я понял, мои объяснения его удовлетворили. Некоторое время он молчал, а я поверх головы Рози рассматривал безоблачное небо. Я увидел, как крыло самолета наклонилось, и почувствовал, что центробежная сила прижимает меня к креслу. Если бы горизонт не служил мне ориентиром, я никогда не узнал бы, что самолет изменил курс. Наука и технологии – это все-таки что-то невероятное. До тех пор пока остаются нерешенные научные проблемы, мне есть ради чего жить.
Аарон прервал мои размышления.
– Вы боитесь смерти? – спросил он.
Интересный вопрос. Как животное я запрограммирован на то, чтобы сопротивляться смерти ради сохранения своих генов и, соответственно, бояться ситуаций, в которых мне угрожает боль или гибель, например встречи со львом. Но абстрактной смерти я не боюсь.
– Нет.
– Сколько у нас времени? – спросил Аарон.
– У вас и у меня? Сколько вам лет?
– Сорок три года.
– Мы примерно одинакового возраста, – сказал я. – По статистике, нам обоим осталось около сорока лет жизни, но вы, похоже, находитесь в хорошей физической форме. Мое здоровье также в отличном состоянии, так что я бы добавил каждому из нас от пяти до десяти лет.
Нас прервало объявление по громкой связи:
– Добрый день. Говорит командир экипажа. Возможно, вы заметили, что наш самолет совершил разворот. У нас возникла небольшая проблема, и по указанию диспетчерского центра мы возвращаемся в Нью-Йорк. Мы начнем снижение для посадки в аэропорту имени Кеннеди примерно через пятнадцать минут. Приносим извинения за причиненные неудобства, но ваша безопасность является для нас приоритетом.
Пассажиры в салоне начали оживленно переговариваться. Я посмотрел на Аарона.
– Случилась какая-то механическая поломка?
– Чтобы долететь до Нью-Йорка, нам понадобится около сорока минут. У меня жена и дети. Просто скажите, я их еще увижу? – вместо ответа спросил он.
