Глава 1
– И вот Чарли поворачивается ко мне и говорит: «Ладно, Шарлотта, раз уж ты такой меткий стрелок, может, пойдем в поле и постреляем на раздевание?» Он-то думал, я в обморок грохнусь или попрошу нюхательные соли. А я сказала: «Идет, грязный ублюдок, будь по-твоему!»
Я хлебнула вина, чтобы успокоить нервы, и посмотрела на рассказчицу – хозяйку дома, восседающую во главе обеденного стола красного дерева. На Лавинию, жену Чарли, сидящую на другом конце стола, я взглянуть не осмелилась.
– Мы взяли ружья и вышли на улицу, – продолжала Шарлотта. – Пьяные вусмерть – ну, мы с Чарли уж точно языками не ворочали – пошли в загон, кому-то, кто потверже стоял на ногах, удалось установить голубей, я взвалила на плечо папину охотничью винтовку и – бах! – Шарлотта замерла, накаляя обстановку, чтобы гости могли пару раз ахнуть от восхищения. – И как вы думаете – я сбила всех глиняных болванов, до единого, а эти придурки ни одной несчастной птички не подстрелили!
Рассказ был встречен хриплым хохотом и ударами по столу – особенно со стороны моего мужа, который вот-вот да заехал бы кулаком в хлебную тарелку. Он ревел от смеха; круглое, как луна, лицо сверкало красным цветом, в тон пижонскому платочку, торчавшему из нагрудного кармана; над верхней губой искрился пот, глаза похотливо блестели.
– И что они? – прогремел он. – Разделись?
– А как же! – оживилась замолкшая было Шарлотта. – Голые, как младенцы, все до единого. Я заставила их построиться и выставить оружие – и остальные причиндалы – а сама прошлась вдоль рядов с лошадиным кнутом, ха-ха-ха!
– Ой, Шарлотта, да ты с ума сошла! – заржала похожая на лошадь девица, сидевшая слева от меня. – Вот смеху-то!
И правда, вот смеху-то! Только вот я что-то не заметила, чтобы Лавиния особенно веселилась. Она покраснела до ушей. Еле обнажила зубы, храбро изображая что-то вроде улыбки, и возила по тарелке кусок бри.[1]Потягивая вино, я искоса взглянула на мужа Шарлотты Боффи и подумала: каково ему сейчас? Судя по всему, ее россказни его ни капли не расстроили – согнувшись пополам от смеха, он забрызгивал стильтоном свои красные подтяжки. Видимо, его радовал живой интерес жены к особенностям анатомии других мужчин.
Окинув взглядом стол и собравшуюся за ним компанию, уписывающую портвейн и вопящую ослиными голосами, я подумала: может, я все же к ним несправедлива? Слишком недоброжелательно? Ведь если бы мы были на вечеринке у одной из моих подруг и Кейт или Элис рассказывали бы историю, я бы тоже посмеялась от души. Может, эта байка кажется идиотской лишь потому, что ее рассказал кто-то из друзей Гарри?
– Рози, метни-ка сюда портвейну, – гаркнула робкая хозяйка дома. – В горле пересохло!
Я послушно передала графин, который какое-то время стоял рядом со мной, – надо же было промочить горло, пока другие не закрывали рта.
– Между прочим, – отважилась произнести я, пытаясь заглянуть в налитые кровью глаза Гарри, – нам пора двигаться. Я обещала няне, что мы будем в полночь, а уже полпервого…
– Правда? – Шарлотта сверкнула «ролексом».[2]– Господи! У меня же утром урок бриджа! Так, народ, сворачиваемся. Давайте, давайте, собирайтесь. Через минуту достаю пылесос!
Все заржали и задвигали стульями, но, в отличие от меня, никто не поспешил оторвать зад от гобеленовых чехлов. Через две секунды я уже была в пальто; сумка решительно висела на плече. Прошло пять минут, а я все еще стояла с застывшей улыбкой на лице и терпеливо ждала, пока Гарри выполнит свой медлительный ритуал ухода из гостей: похлопает всех по спинам и напросится в гости на будущее.
– Чарли! Мы так редко видимся, надо будет опять как-нибудь собраться… Серьезно? В четверг? Нет, планов никаких, придем с удовольствием, правда, дорогая? Эй, Рози, кто у нас главный по культурной жизни – просыпайся! Вечеринка с коктейлями в четверг вечером – ты не против?
– Но Гарри, Чарли и Лавиния живут в Гемпшире, – тихо сказала я.
– Ну и что? Не так уж долго, за час доберемся, да, Чарли? Эй, Чарли!
Чарли уже разговаривал с кем-то еще. Повернувшись к Гарри, он посмотрел на него так, будто не помнил, кто он такой.
– От центрального Лондона полтора часа, дружище.
– Неужто так долго? Ума не приложу, зачем вы забрались в такую глушь. Я до Слоун-сквер[3]за восемь с половиной минут добираюсь!
– Восемь с половиной минут? Я за столько проезжаю половину подъездной дорожки!
Последовал продолжительный хохот, и тем не менее Гарри поклялся, что мы в лепешку расшибемся, но явимся в гости – правда, Рози?
– Ладно, – ответила я, кивая, улыбаясь и чертыхаясь, что Гарри так поступил. Если бы Чарли захотел нас увидеть, выслал бы приглашения. Я натянуто улыбнулась. – Приедем с удовольствием, Чарли.
Наконец мы оказались у двери и стояли, обмениваясь бесконечными поцелуями и пустыми обещаниями.
– Рози, приезжайте к нам как-нибудь на бридж, сыграем вчетвером, – настаивала Шарлотта. – Я знаю, игроки из вас никудышные, но в самом деле, какая разница!
– Очень мило, – соврала я. – Я непременно позвоню. Большое спасибо, Шарлотта, прекрасный вечер, вкуснейший ужин. Доброй ночи, Боффи. – Я клюнула их в щеку.
– Пока, дорогие! – пропела Шарлотта, выпроваживая нас в ночь. – И не забудь позвонить, Рози!
Сев в машину, я стала ждать, положив руку на зажигание и наблюдая в зеркало заднего вида. Гарри, как обычно, медленно, нетвердым шагом огибал кузов сзади, пробираясь к своей стороне. Повозился с ручкой, не попал, попробовал снова, открыл дверь и, громко ворча, плюхнулся на пассажирское сиденье. Гигантская туша растеклась по сиденью аж до ручного тормоза, колени уперлись в нос. Он довольно осел в кресле и вздохнул.
– А-ах… отлично, лапочка, – похлопал он меня по руке. – Недурно, совсем недурно. По-моему, все прошло очень гладко. Я бы сказал, на девять с половиной.
Я стиснула зубы и включила зажигание. «Хорошо», – пробормотала я, мудро помалкивая. Я уже давно перестала честить Гарри за его ненавистную привычку оценивать вечеринки по десятибалльной системе после ужина у владельцев куропаточьей пустоши, реки, кишащей лососем, или шале в Швейцарии, или еще какой-нибудь роскоши, к которой мечтал приобщиться Гарри. Нет уж, мне вовсе не хочется устраивать на ночь глядя жуткую ругань и потом залезать в постель с пульсирующей головной болью, ворочаться и ерзать до утра, пока Гарри под боком нахрапывает хвалу Англии.
