Маккензи на побережье и отлично провели время. За ту ночь я такого навидалась,
что моя командировка показалась мне утренником в детском саду.
Недавно Манола родила девочку, Наоми, и мы все от нее без ума. Особенно Джимми,
он на малую просто не надышится, и меня это радует особенно.
Кайф от единственной затяжки золота инков стоил мне двух недель на больничной койке. Больше я не курю, и та сигарета из золотой пачки — лучший страж моего нового образа жизни.
Да, я узнала, что бои в «Колизее» возобновились, и Монтроуз по-прежнему Мастер
Бостона. Для интереса я даже взглянула одним глазом по телевизору. Кажется, он в форме.
Разбирая подарки после медового месяца, я вдруг наткнулась на маленькую антикварную шкатулочку в древнегреческом стиле — глазурованная глина с орнаментом. В ней лежала та самая серебряная пуля и записка: «Ты по-прежнему неважно соображаешь, миссис Алан Форман. Я никогда и не собирался тебя убивать.
Если бы я хотел отомстить, то убил бы всю твою семью».
Мне вспомнился его прощальный поцелуй. С губ позолота сходит быстро, а это значит, что он не бросил курить. Так с чего же я взяла, что он в порядке?..
Почему решила, что все закончилось?
Я так и не знаю, что случилось с Майком Норманом, и узнавать боюсь. Это или успокоит многие мои страхи — или сделает их невыносимыми, так что решиться я пока что не могу.
Иногда мне бывает очень страшно, и втайне от Алана я плачу. Мне не с кем поделиться, приходится справляться самой. Я положила серебряную пулю рядом с сигаретой, чтобы снова и снова помнить — каждый день ты можешь видеть своих любимых в последний раз. Нельзя не терять ни одной минуты, всякий раз прощаться как навсегда, и не делать ничего такого, о чем пожалеешь, но не успеешь попросить прощения. Я не хочу расставаться с ними даже на миг.
Алан мечтает о ребенке, а я пока боюсь, хотя рано или поздно уступлю. Я хочу думать, что прощена, но не вполне в это верю. Все-таки я убийца, и не исключено,
что за мое преступление такая цена справедлива. Мне страшно даже представить,
что когда-нибудь мои сын или дочь, моя любовь и гордость, вырастут, а меня уже,
возможно, не будет на свете, в полутемном баре к нему или к ней может подойти незнакомец с золотом в глазах. Чтобы потребовать долг. Мой долг. Я хочу думать, что прощена, однако я все еще должна и всегда буду.
Вот уже несколько лет я живу каждый день как последний. И — вот странность — скоро это перестало тяготить меня. Может, Демон прав, так и нужно жить, ничего не откладывая и не загадывая, просто наслаждаться настоящим?
Ну что ж, значит, его свадебный подарок был не так уж плох…
* * *
энд
Огоньки-фонарики,
Завтра новый день придет.
Что-то нам подарит,
Что-то отберет.
* * *
Тексты эпиграфов принадлежат тем, кому принадлежат.
Ночь пятая. Одна-из-Лучших
Я в небе летала вдвоем с тобой,
Я с неба упала вниз головой.
Я с неба упала, и все дела.
Три дня умирала — не умерла!
Настя С.
Мне кажется… мне пора… хорошенько взглянуть… на созданный мною мир.
Патрик Бэйтмен, американский психопат
…чому у мене так багато сторін,
Яких я не розумію,
Яких я не відкриваю тобі?
Бо все це може вбити,
Тебе це може вбити.
Д. Р.
Я не лучшая. Далеко не лучшая. Я всегда думала, что я — Прирожденная Лучшая. Я ошибалась. Я считала себя Лучшей потому, что Джейсон так говорил. Но он всем нам так говорил. Он ошибался, Джейсон. Хотя тогда казалось, что Джейсон просто не может ошибаться ни в чем. Как Норман. Но Норман ошибался. И Джейсон ошибался, и теперь наша большая часть уничтожена. Наша Лучшая Часть.
Когда-то нас было семеро.
Джейсон Девенпорт.
Халли Демарко.
Я.
Энди Беркли.
Мирей Лэнгтон.
Алан Форман.
Сэм «Липучка» Стикерс.
И еще Уильям Макбет — но он никогда не был Одним-из-Нас.
Осталось четверо. Что-то мне подсказывает, что эта цифра не окончательна.
* * *
У меня нет брата, и никогда не было.
* * *
…Это ощущение чужого взгляда — мертвого и зеленоватого, как застоявшийся омут. Оно на меня смотрело, оно меня разглядывало, оно холодно дышало мне в лицо. Мне было страшно, я так хотела проснуться, но не могла. И к лучшему. Если бы проснулась — было б гораздо страшнее.
Меня разбудила медсестра, которая пришла проверить капельницу и поменять воду в цветах.
— Как вы себя чувствуете, миз Кэтрин?
Ох. Смотря с чем сравнивать. Если с прошлым годом — то просто замечательно. Даже если с позавчерашним днем, неплохо. А вчера мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди — и это безо всяких поэтических оборотов. В самом прямом смысле.
Последняя ночь на службе у Лучших закончилась не лучшим образом. И теперь уже около года каждая ночь, как, впрочем, и день может стать для меня последней. Вникать в диагноз утомительно — достаточно сознавать, что можешь умереть в любую секунду, если на тебя залает пес или рядом взорвется петарда… Для девушки, которой ружейный выстрел так же привычен, как гудение парикмахерского фена, финал плачевный.
Я покосилась в сторону и наконец поняла, что за пятно цвета не дает мне покоя с тех пор, как открылись мои глаза. Это были розы невыносимо красного цвета, будто их макнули в свежепролитую кровь. Я знаю, как она выглядит, и совсем не по кинобоевикам — да в кино у крови никогда не бывает идеально соответствующего цвета.
— Ой, они такие красивые! — сказала медсестра, заметив мой взгляд. — Обычно мы не позволяем приносить цветы, но у этих нет запаха, и я упросила доктора… вам наверняка приятно увидеть, что вас любят.
— Кто… их принес?
— Ваш брат, разумеется. Он приходил вчера вечером, и сегодня утром, перед рассветом… Спрашивал, как вы себя чувствуете.
— Мой… кто?
Я облизала губы, но они оставались сухими, и связки казались пересохшими, едва пропуская слова. Сердце подпрыгнуло прямо к горлу.
