Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Декабрь месяц, жуткий мороз, голодные, холодные они шли к намеченной цели только ночью. Все, по очереди, несли меня на руках, чтобы хоть как-то согреть маленькое тельце. Переход в ту ночь был длинным, на пути не встретилось ни одна жилая деревня. Все устали и меня положили в ворох тряпья на деревянные санки. На удивление всех, я долго не подавала признаков жизни. Моя мама забеспокоилась, открыла верх одеяла. При свете морозной луны, лицо моё отдавало синевой и не выражало никаких признаков жизни. Как это обычно бывает, все тихо заголосили. Что делать? Помер ребёнок, да и кто выживет в таких условиях. Свернули с дороги, в лесу, под сосной вырыли в снегу яму, положили меня туда, перекрестились и отправились в дальнейший путь. Бог дал, бог взял. Не пошла с ними только младшая сестра моей матери, Надя, которой тогда было 11 лет. Она ухватилась за дерево, и не поддавалась ни на какие уговоры идти дальше. Не пойду без Ритки, и всё тут! Тогда решили меня откопать и в ближайшей деревне, с помощью лопаты, схоронить меня по-христиански. Набрели на хутор их двух домов. Одна добрая старушка, впустила всех к себе. Пока суть, да дело, моё щуплое тельце отогрелось, и я подала еле заметный признак жизни. У бабушки нашлась какая-то мазь, которой меня растёрли, напоили чаем, дали жёваный мякиш хлеба, завёрнутый в тряпицу. Все опять перекрестились. Слава тебе господи! Не дал совершить грех.
Дальше, был такой случай. Мой дед, инвалид, которого не взяли на фронт, вместе со своим тринадцатилетним сыном, отправились в село, чтобы обменять мамины часы и кашемировую шаль на хлеб. Их поймали немцы и вместе с остальными людьми, подозреваемыми в партизанстве, были расстреляны, но дед успел сына столкнуть в ров ещё до выстрела и потом, сам мёртвый, прикрыл его своим телом. Ночью, окоченевший от лютого мороза, Анатолий выбрался из-под мёртвых тел. Потом, каким-то образом, добрался до своих родных.
Был случай, когда им подвернулся момент, сократить свой нелёгкий путь на поезде. Но и здесь их ждала неудача. Состав разгромили немецкие самолёты, не успел он отойти и на километр от станции. Мама вытолкала из вагона своих сестёр и брата с бабушкой, а потом выбросила кулёк, в который была завёрнута я. Было много снега. Всё обошлось. Было в их продвижении на малую родину много испытаний, всего не опишешь, но всё-таки, они сделали это. Только в июне месяце, они добрались до места назначения, о чём говорит запись в моей метрике.
Вот это начало моей жизни. Дальше было как у всех людей, которые пережили войну, голод, разруху. Отец не вернулся с фронта к своей семье. Нет! Он не погиб, он нашёл себе другую семью, как ему, видимо, показалось, более достойную. Что ж! Так как я его совсем не знала, то и не огорчилась.
В восемь лет я пошла в школу. Это было в Карелии. Но там мы долго не задержались и снова приехали в Вологодскую область, в Город Череповец, тогда начался строиться металлургический завод. Мать выучилась на газорезчицу, и успешно проработала там до самой пенсии. Её задача в нашем воспитании с братом, заключалась лишь в том, чтобы прокормить нас и мало-мальски одеть, в остальном мы были предоставлены сами себе, росли, как придорожная трава. Нас некому было подтолкнуть, подсказать, как нужно жить правильно. Так мы и учились.
Я окончила десять классов, поступила учиться в дошкольное педучилище на воспитателя детского сада. После меня отправили работать в Архангельский лесопункт, где меня никто не ждал, и где я не проработала ни одного дня. Соответственно, документы мои пропалим где-то, в каком-то учреждении. Я опять не огорчилась. Пошла работать на завод.
Прошло три года. Я вышла замуж и уехала с мужем на Дальний Восток, в Хабаровск. Мой муж профессиональный военный. Дальше был Ленинград, Калуга, Камчатка, снова Калуга, и снова Череповец – моя малая родина. У меня двое детей: дочь и сын. Пять внуков.
Писать начала, когда мне сделали четвёртую операцию по удалению злокачественной опухоли кишечника. Лежу, значит, в палате, как матрос Железняк, разрезанная от солнечного сплетения до самого лобка, и думаю. Сколько той жизни мне осталось? Что я оставлю после себя на память, пусть не всем людям, а своим детям, внукам? Чем они вспомнят меня после моего ухода из этой прекрасной жизни? Когда лежишь недвижимая, когда нельзя повернуться, сесть, то, что остаётся делать человеку кроме как думать. С детства любила читать. Читала запоем, всё подряд, что попадало под руку. Уже к седьмому классу, в библиотеке посёлка «Панькино», не осталось, казалось бы, ничего, что не побывало бы в моих руках. Мне так казалось. На самом деле, читала я только то, что в малом количестве имела библиотека. В детстве нам всё казалось, что деревья большие, книг много. В магазине всего полно, когда ты не можешь всё это приобрести. Много позже, я поняла, насколько бедно мы жили. Не только в семейном благополучии, но и во всём остальном, что касалось самого человека.
И, вот, лёжа на больничной койке, мне пришла в голову идея вспомнить всё, что когда-то произошло со мной, с моими друзьями, услышанными историями и перенести это на бумагу. В моих историях нет ничего придуманного, есть только некие исправления. Некоторые сюжеты перенесла в наше время, чтобы было легче читать современному читателю.
Петрова – Лаврик Маргарита Михайловна. Деревня Малое – Ново Судского поселения.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
