Внизу ждет такси, сказал Хогарт, времени на разговор мало. Открыв портфель, он принялся перебирать бумаги и досье, попутно извиняясь за то, что «все в таком беспорядке», пока не нашел папку бумаг, схваченных резиновой тесьмой. Лео предстояло хранить эти бумаги у себя, но для начала ознакомиться с их содержанием, это важная информация. Возможно, она окажется для него полезной. Что-то может произойти. Что именно — этого он не хотел говорить. Может быть, все это фантазии и иллюзии, старики часто волнуются по пустякам.
Эдвард Хогарт засмеялся — звучал этот смех все же несколько безумно, — и Лео ничего не оставалось, кроме как взять бумаги, молча кивнув. С момента приветственного рукопожатия Лео лишь кивал и слушал. В самом рукопожатии тоже было нечто странное. Исполненное сосредоточенности, оно продлилось секундой больше, чем обычно, — ничтожная секунда, все же намекнувшая, что старик словно бы прощается с кем-то, кому предстоит далекое путешествие.
Наконец Хогарт сказал, что полагается на Лео. Впервые за долгое, долгое время Лео услышал, что на него полагаются. После этого Эдвард Хогарт вышел и отправился к ждущему его такси.
Все тот же управляющий проводил Лео к тому же столику, удаленному от прочих, в ресторане «Зальцерс». На этот раз Стене Форман почти наполнил окурками пепельницу в нетерпеливом ожидании. С трудом скрывая возбуждение, он выдвинул стул, протянул потную руку и с хитрой миной облокотился на стол. Лео проделал отличную работу, Стене был рад снова угостить его обедом.
За обильной трапезой с вином и коньяком к кофе Лео спокойно, преувеличенно спокойно рассказал о произошедшем. Он возвращался к некоторым эпизодам, дополняя упущенное, снова успокаивался и наконец добрался до той удивительной ночи после Пасхи, когда Эдвард Хогарт передал ему кипу бумаг, словно секретное досье в плохом триллере.
По мнению Стене, все это было очень похоже на Эдварда Хогарта. Этот старик знает себе цену, у него репутация самодостаточного человека. О чем здесь идет речь — о мании преследования, о галлюцинациях или о чем-то другом, — этого никто не может сказать. Эдвард Хогарт делал свое дело, а такое может кого угодно сбить с толку.
Было бы нелишним, по меньшей мере, намекнуть уже сейчас, о чем шла речь в этом деле. Досье с отпечатанными под копирку листами, которое Лео Морган получил той загадочной ночью, содержало спешно отобранные самим Хогартом фрагменты его огромной работы, призванные лишь обозначить некоторые из направлений.
«Дело Хогарта», как впоследствии называли эту историю в кругах посвященных, уходило корнями в далекое прошлое. Фирма «Северин и Компания» — металлообрабатывающее предприятие, сыгравшее одну из главных ролей в этой драме, — в двадцатые годы было переименовано в ОАО «Северин Финмеканиска» и переместилось в новые, по тем временам очень современно оборудованные помещения в Хаммарбю, неподалеку от канала Сикла. Хогарт уделил большое внимание личности и карьере директора Германа Северина и статусу шведской индустрии точной механики в двадцатые годы. Было бы излишне приводить здесь детальный рассказ об этом, работа заняла у Хогарта несколько лет и была напичкана фактами и статистикой.
Как бы то ни было, в тридцатые годы ОАО «Северин Финмеканиска» представляло собой необычайно прибыльное и успешное предприятие. В то время как во всем мире одна за другой разорялись фабрики, эта фирма трудоустраивала все новых и новых работников. Обстановка на рынке труда была такова, что предприниматели могли выбирать среди множества высококвалифицированных рабочих. Одна деталь могла бы показаться курьезной, если бы не свидетельствовала о холодном расчете: уже в те времена руководство ОАО «Северин Финмеканиска», принимая на работу новых сотрудников, проводило собеседование особым образом. Вопросы были сформулированы так, что отвечающий был вынужден предоставлять полную информацию о себе: от размера обуви и гражданского состояния до возможных связей с профсоюзными организациями и взглядов на политическую ситуацию в мире, если таковые имелись.
К концу тридцатых годов в ОАО «Северин Финмеканиска», располагавшемся в Хаммарбю неподалеку от канала Сикла, трудилось более сотни рабочих и два десятка конторских служащих, напрямую подчинявшихся дирекции. На протяжении десятилетия производство становилось все более объемным и разносторонним. Завод производил все — от деталей механизмов и целых механизмов особого назначения до небольших нержавеющих деталей для кухонной утвари. По всей Скандинавии заказчиками были крупные мастерские, для которых ОАО «Северин Финмеканиска», кроме прочего, выполняло работы по подгонке механизмов.
Дела у небольшого предприятия шли блестяще, но вот началась Вторая мировая война. Следует отметить, что заработная плата у рабочих ОАО «Северин Финмеканиска» была значительно выше, чем у тех, кто трудился в недавно выстроенных по соседству колоссах «Брёдерна Хедлюндс» или «Дженерал Моторс».
В этом месте Хогарт приводит расчет, демонстрирующий, что переезд предприятия в большие помещения Хаммарбю стал возможным благодаря значительному банковскому кредиту с очень неопределенным поручительством. Одновременно — и, возможно, именно в связи с этим, — была произведена еще одна трансакция, для выяснения всех деталей которой потребовалось бы целое расследование. А суть заключалась в том, что ОАО «Северин Финмеканиска» хитроумным образом присоединялось к концерну «Гриффель», уже тогда достигшему довольно крупных размеров. Это присоединение — действительное и по сей день — было неофициальным, и Хогарт, как он отметил в небольшом отступлении, посвятил четыре месяца кропотливой работы тому, чтобы найти подтверждение этому факту. Доказательства скрывались под толщей архивной пыли, исторической «обскурантности» и чиновничьей пассивности. Это и не удивительно, а, скорее, закономерно, ибо факты показывают, что деятельность ОАО «Северин Финмеканиска» — вовсе не трагическая случайность, не побочное действие стремления к выгоде. Здесь действовал холодный расчет, полное подчинение указаниям большого концерна, именно поэтому дело получило отклик и в наши дни, когда концерн «Гриффель» достиг размеров империи, с которой не может не считаться правительство.
Переезд из небольшой мастерской у Норртуль в большие помещения у канала Сикла в Хаммарбю происходил с помпой. Фабрику открывал будущий министр финансов коалиционного правительства, и сам директор Герман Северин произнес длинную речь, в которой благодарил и хвалил своих подчиненных. Сто двадцать с лишним рабочих и служащих аплодировали, после чего их угостили кофе и булочками.
На фоне гигантов «Брёдерна Хедлюндс», «Дженерал Моторс», «Люма» и «Осрам» новые помещения предприятия казались довольно скромными. Но все относительно: мир находился в тени немецкого сапога, однако об этой опасности все ораторы упомянули лишь вскользь. «Настали беспокойные времена, — говорил будущий министр, осмелившись упомянуть об ущербе, нанесенном предприятию кризисом Кройгера. — Но мы должны быть рады тому, что у нас есть». Директор Северин долго и благодушно распространялся о новых рабочих местах, специально создаваемых для временного устранения безработицы, и о благотворном влиянии самого факта их создания на шведскую промышленность. Он не без удовольствия отметил особую позицию своего предприятия, после чего раздались новые аплодисменты, на этот раз со стороны льстивых служащих.
