Ничего, кроме этих простых, как букварь, вещей, мне не было нужно.
В небе ещё трепетали звезды.
Я шёл по влажным от росы улицам. Ни машин, ни прохожих.
В освещённой электричеством витрине парикмахерской ещё стояла на вате забытая новогодняя ёлка. Где-то в парке по-весеннему ворковала горлица.
Весла сползли с плеча на ключицу. Поправив их на ходу, я обратил внимание на то, что над тёмными силуэтами зданий, над платанами и кипарисами струится синеватое свечение. И от этого все вокруг становится нереальным, волшебным. Как на картинах Ван Гога.
Далеко слева, над грядой горного хребта уже не было видно звёзд. Оттуда поднималось розовое сияние.
Я вышел на приморский бульвар. И тут ко мне кинулся пёсик. Беспородный, никому не нужный, он уже не первый раз попадался мне в этом месте. Трусил рядом, на бегу пытаясь заглядывать в глаза.
Пришлось остановиться, достать из сумки ломоть хлеба, отломить половину и бросить псу. Он ухватил зубами добычу и затрусил с ней куда-то под кусты.
За это время из-за тёмной гряды гор показался слепящий краешек солнца.
Я шёл бульваром. Издали было видно, как ещё светятся огни кораблей, стоящих на внешнем рейде, как на одном из них вспыхивает звезда электросварки. Слышалось долгое звяканье якорной цепи.
Море дышало. С каждым вдохом и выдохом на его поверхности возникали искристые отражения солнечных лучей.
Уже недалеко было до впадающей в море речки, где у причала среди других лодок стояла моя. Я спешил к ней, как спешат на свидание.
Оттуда навстречу шагал сменившийся после ночного дежурства старый сторож. Белый траур седины сверкал на нём, как шлем древнего воина. Мы кивнули друг другу.
Красное колесо солнца выкатывалось в голубизну неба. Вдали выкатывались из моря и пропадали колеса ныряющих дельфинов.
Я шёл и не знал, что это — самое счастливое утро моей жизни.
Сукин сынНикогда не читайте предисловий критиков и других умников к книгам, которые собираетесь прочесть. Эта братия торопливо забегает вперёд, пытается заранее настроить вас на нужное им прочтение книги. Перелистните эти страницы, нагло пробравшиеся под чужую обложку. И приступайте к чтению самого произведения.
Потом из любопытства можно пролистать и предисловие. Почти всегда становится видно, что именно вам хотели навязать… Встреча с писателем должна быть без посредников.
Однажды я познакомился с одним из этих сукиных сынов — автором таких предисловий. Он десятки лет предварял переводные собрания сочинений и отдельные книги своими мудрствованиями, обильно уснащёнными цитатами из классиков марксизма-ленинизма, пытаясь оградить сознание читателя от «тлетворного влияния Запада».
Кроме того, было известно, что он участвовал в травле Пастернака.
…В тот зимний день я наконец получил свой скромный гонорар за стихи, напечатанные в «Дне поэзии», и зашёл в писательский ресторан. Вообще-то место это было злачное. Чёрная аура писательских честолюбий клубилась над всегда переполненным залом. К тому же наполненным стукачами и агентами КГБ.
Зато ресторанная кухня была хороша. Хотелось согреться и перекусить.
У меня на столике уже стоял графинчик со ста пятьюдесятью граммами водки, селёдка с луком и отварным картофелем. Официантка Лиличка должна была принести отбивную.
Но вот она подвела к столику сухощавого плешивого человека с крупными янтарными чётками, болтавшимися на кисти его левой руки. Усадила, подала меню и стала записывать заказ.
Я сразу понял, кто это такой.
Он принялся перелистывать страницы меню, придирчиво расспрашивать Лиличку о разнообразных закусках и кушаньях.
— Так… Грибочки маринованные. Какие именно грибочки? Случайно не грузди? Грузди не люблю. Вот у молодого человека селёдочка. А я бы взял сёмги. Сёмга имеется? Под сёмужку хорошо коньячок. Желательно армянский, пять звёздочек. Теперь первое. Что мы возьмём на первое? Так… Соляночка мясная, соляночка рыбная… А маслины? Маслины в этих солянках есть? Нет? Тогда, извините, солянка отменяется. Тогда придётся взять харчо. А на второе — шашлык из осетрины. Теперь третье. На третье ограничимся тарталетками, пирожным «наполеон» и кофе. Да! Ещё не забудьте бутылочку минеральной воды «Ессентуки», 17-й номер.
Когда Лиличка отошла с записанным в блокнотик заказом, сукин сын неожиданно обратился ко мне с такими словами:
— Что смотрите? Я заслуженный человек. Членкор. Имею право на полноценный обед!
Я ничего не ответил. Выпил свою стопку водки, закусил селёдкой.
— Ну как, хороша селёдочка? — спросил он с глубокой заинтересованностью. — Обычно здесь она бочковая, керченская. Изредка бывает и из Плещеева озера, но та в основном идёт в ЦК.
Я видел, что ему ужасно хочется понять, кто я такой. Я-то знал, кто он такой… И ещё ему страстно хотелось попробовать селёдку. Я молча пододвинул селёдочницу к нему.
Но тут официантка притащила на подносе его обед. Заодно и мою отбивную.
На столе сразу стало тесно.
— Лиля, а где же мои тарталетки?
— Вы же просили к кофе.
— Нет уж! Тарталетки — предобеденная закуска. Понятно? — он поучающее поднял руку с чётками, и янтарные бусы сухо защёлкали, опадая на шнурке.
Пока официантка бегала за тарталетками, он развернул полотняную салфетку, засунул её уголком за воротник, принялся было за сёмгу. Но вдруг отбросил вилку с ножом, по-черепашьи вытянул голову, яростно спросил:
— Что вы смотрите на меня таким ненародным взглядом? Повторяю, имею право на первое, второе и третье!
В конце концов, он был старик. Его могла хватить кондрашка. Я допил водку и наконец нарушил молчание:
— Чётки, это зачем? Замаливаете грехи? Отсчитываете молитвы?
— Что вы? Какие молитвы? — он сделался счастлив, оттого что я заговорил.
Пока я доедал свою отбивную, я услышал целую лекцию о том, что перебирание чёток успокаивает нервы, сохраняет душевное равновесие. Что чётки бывают янтарные, пластмассовые, стеклянные, деревянные, слоновой кости. Из кораллов, хрусталя, драгоценных камней. Что количество бусин на шнурке колеблется от нескольких десятков до девяноста девяти, по числу имён Аллаха.
Я подозвал официантку, расплатился и ушёл.
Четверть головыКостя Гаврилкин — худенький вихлястый инженер, обладающий однокомнатной квартиркой и стоящим на кухне новеньким мотороллером, на котором он не ездил, ибо боялся попасть в аварию, — точно узнал, где проживает дьявол. Дьявол проживал в Москве на Беговой улице в здании московского ипподрома.
Только вмешательством дьявола объяснял он свои постоянные проигрыши.
