— Верно. Что, если я поделюсь с тобой страшной тайной?
— С какой стати? Вы что, не верите, как все остальные, что молодой хозяин обратился ко злу? А если он зло, то и я наверняка тоже.
— Я предпочел поверить тебе, Паоло, поскольку если порочен юный лорд и ты тоже, то надежды для принца нет. Может, он спасет Авонар, может, нет, но он — человек, которого ты знал и чтил, как и я, — он будет безвозвратно потерян. Я оставил принцу задачу спасения миров, но в глупой гордыне, свойственной Наставникам дар'нети, взял на себя труд спасать его.
— Что вы хотите сказать?
— Ты знаешь о двух его жизнях и, думаю, понимаешь, что твоим другом, которым ты столь сильно восхищаешься, является человек по имени Кейрон, Целитель-дар'нети, похищенный у смерти шестнадцать лет назад. Уму непостижимо, что сотворил мой дерзкий коллега Дассин, который привязал душу мертвого человека к хрустальной пирамидке размером с мою ладонь и десять лет удерживал в плену, пока не поместил в тело умирающего принца.
— Это я знаю.
— И ты знаешь, что в некотором роде он также является принцем Д'Нателем, могучим воином, но из тех, кто упивается насилием, человеком, ведомым собственным гневом и подвластным ему…
Всегда приятно видеть на человеческом лице проблеск понимания. Одно из сильнейших удовольствий в этой жизни.
— Вы хотите сказать, что он становится только Д'Нателем, без другого! Он даже сам сказал это — что принца, которого я знал, может больше и не существовать.
— Он видит, что происходит, но не знает, как это остановить. Он борется с этим с тех пор, как поселился в Авонаре, веря, что одной лишь силой воли сможет удержать Д'Нателя на его месте. Но воли недостаточно, потому что его собственная природа восстает против него. Гнев подтолкнул перемены, видишь ли, поскольку гнев был сутью всей жизни Д'Нателя.
Неужели Дассин просчитался? Неужели душа убитого Д'Нателя не успела завершить свой путь за Черту, когда он заменил ее своим пленником? Наверное, мы никогда этого не узнаем. Но свидетельства были очевидными: от Д'Нателя осталось намного больше, чем мог бы рассчитывать Дассин.
— Когда наш принц видел то, что набег зидов сотворил с деревней, или вспоминал ужасы Зев'На и невинных, страдавших там, гнев Д'Нателя начинал пожирать его. Исподволь. Медленно. И он сам не был уверен в том, что происходит, и не говорил об этом никому, даже собственной жене. Но лишь после того, как была убита его советница Джарета и он заподозрил, что сын обманул его доверие, он поверил в свое грядущее поражение в этой битве. Прежде чем я нашел способ помочь ему, ловушка захлопнулась и наши худшие опасения сбылись.
Паоло кивнул.
— Это когда он пришел убивать молодого хозяина. Я никогда не видел его в такой ярости. Ни в Зев'На, когда он был рабом, ни у Ворот, когда зиды вынудили его сражаться.
— Да. И в ту темнейшую из ночей, когда его возлюбленная супруга оказалась на краю гибели… Паоло, он не смог исцелить ее. Он даже не смог начать.
— Вот проклятье!
— С того дня он уже никого не мог исцелить. Самая основа его жизни оказалась разрушена. Он видел, что потерял душу, жену, сына, и ничего не мог со всем этим поделать. Теперь принц повсюду носит с собой кристалл Дассина, и отсроченная смерть ждет его прикосновения. Я боюсь за его жизнь так же, как за разум и душу.
— Почему вы все это говорите мне? Я никто, объездчик лошадей. Чтобы помочь ему, нужен чародей.
— Потому что вчера, когда он сидел у твоей постели, я увидел проблеск его последней надежды. Он отчаянно хочет поверить тебе. Он хочет, чтобы ты убедил его в том, что его сын — не тот, за кого он его принимает. Он знает, что навсегда потеряет себя, если убьет своего сына, но если ты не дашь ему выбора, ему придется так поступить.
— Но у меня нет никаких доказательств, только то, что я считаю правдой. И если бы я рассказал ему то, что знаю, — даже если бы я мог, — это только открыло бы ему, где найти молодого хозяина, чтобы убить его. Он сам сказал, что именно это он и намерен сделать.
— Итак, получается, что мы в тупике. Тебе нужно поговорить с госпожой в надежде, что ей удастся убедить принца выслушать сына. Но она не слышит тебя — или слышит, но ничего не может сделать. Сам юный лорд не может появиться перед принцем, чтобы изложить свою точку зрения, потому что ему это будет стоить головы. Но пожалуйста, объясни мне еще раз, почему ты сам не можешь рассказать принцу, в чем дело?
Мальчик пнул ящик с луком.
— Потому что молодой хозяин наложил на меня чары, чтоб я мог передать его сообщение принцу, только если госпожа окажется мертва! Мы же не предполагали, что с ней случится что-то такое.
— Я искренне надеялся, что именно это ты и имел в виду.
Лицо мальчика скривилось в такой великолепной смущенной гримасе, что я разразился совершенно неуместным хохотом — привычка, от которой я никак не мог избавиться со времен моей далекой юности.
— Скажи-ка мне, добрый Паоло, — выговорил я, когда наконец взял себя в руки, — что ты знаешь об этом Раделе?
Я предупреждал принца, что не стоит отдавать его семью на милость Мен'Тора, особенно в столь деликатной ситуации, как с юным Гериком. Но, виня себя за опрометчивость и не доверяя собственной любви к сыну, он выбрал телохранителя, совершенно невосприимчивого к подобным чувствам: сына Мен'Тора и внука Устеля — единственного члена совета Наставников, который прилюдно предложил сместить Д'Нателя и назначить нового Наследника, который возглавил бы Авонар в войне против зидов. Принц полагал, что противодействие Мен'Тора и Устеля вызвано оправданной тревогой за Авонар. У меня такой уверенности не было.
Паоло неохотно заговорил.
— Радель — хороший боец. Помог отогнать бандитов от торгового каравана, с которым мы путешествовали. И думаю, он человек благородный. Образованный. Ну там манеры и все такое прочее…
— Однако он презирает тех, кто не является дар'нети.
— Каждый миг каждого дня он смотрел на нас свысока, считая нас простой грязью. Но больше всех он ненавидел молодого хозяина. Он ведь очень быстро сообразил, что Раделя прислали не для того, чтобы защищать его. Может, госпожу, но не его. Радель был там, чтобы следить… — Мальчик внезапно прикусил язык и взглянул на меня. — А вам-то что за дело? Вы ведь тоже дар'нети.
— Ты видел, чтобы Радель занимался чем-то, кроме слежки?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду. — Он отстранился. — Я не знаю, что вам нужно.
— Как ты и сказал, Радель — искусный воин. А еще он дар'нети, обладающий отнюдь не скромными способностями, как и его отец с дедом. Позволь, я расскажу тебе историю из далекого прошлого, еще до того, как старого Устеля назначили Наставником. Одна женщина по имени С'Патра, необычайно одаренный Оратор, претендовала, как и Устель, на пост Наставника. Дед Д'Нателя никак не мог определиться. Оба были известны своим мастерством и верностью. Оба годами сражались с зидами на стенах Авонара. Но С'Патра и Устель крайне отличались во взглядах на то, на чем сосредоточить наши усилия: на укреплении Моста или на продолжении войны. В конце концов Наследник назначил Наставницей С'Патру.
