не было, и Михаилу Борисовичу нужно было помочь как можно быстрее.
— Ах ты, сука! — я подошла к парню и сжала его горло крепким захватом, чувствуя, как напряглись мышцы рук. Москвич сразу задёргался, его глаза расширились от страха, и он начал хрипеть, пытаясь избавиться от меня.
— Слушай, тварь, если ты сейчас решил сдохнуть — я тебе помогу, три минуты, и ты труп, а мне одной ношей меньше. Ты понял, скотина? Если хочешь жить, приди в себя и мне помоги, гандон московский! — он хрипел и дрыгался, но глаза оживали. Я чуть ослабила хватку.
Он кивнул, захлебываясь воздухом, и я отпустила его полностью. Парень, кашляя, обхватил шею руками, но в его взгляде больше не было той пустоты, что раньше.
— Поднимайся, — приказала я, показывая ему на Михаила Борисовича. — И помогай.
Парень с трудом поднялся, всё ещё тяжело дыша, но теперь хотя бы двигаясь осмысленно.
— Сука, — прохрипел он мне.
— Еще какая, — подтвердила я, — помоги.
— Он все равно труп, — оскалился парень, но не посмел ослушаться.
Вместе мы передвинули винт, помогая геологу освободить ноги. Невероятным усилием воли Михаил Борисович самостоятельно подтянулся на руках и смог освободиться из ловушки.
Я вытерла пот со лба. Не смотря на мороз мне было жарко. Но Саша — его губы посинели, лицо побледнело, и каждый вздох давался ему с трудом. Вертолет был на боку, и холод снаружи проникал внутрь, превращая в ледяную ловушку. Открытые раны и металлический штырь в плече — всё это делало ситуацию намного хуже.
— Саш, — я села перед ним, — нужно обработать голову, вытащить штырь и уходить с открытого места.
— Делай, родная.
— Эй ты, мудень, — обратилась к парню, — жить хочешь? Тогда пока я вытаскиваю эту хрень, ты пойдешь к пилотам и вытрясешь все, что от них осталось из одежды. Переоденешься сам и поможешь одеться Михаилу Борисовичу. Быстро и аккуратно. Понял?
— Что? — побелел он. — Я не стану…. Это….
— Тогда ты сдохнешь, только и всего. В своих брючках и пальтишке ты эту ночь не переживешь. Их я заберу — нам пригодятся. Выбор за тобой, — больше я времени терять не стала, вставая перед Сашей на колени и внимательно осматривая раны.
— Сань, — тихо спросил Михаил, — где таких баб берут, а?
— Там где брал, уже нет, — ответил Саша, с нежностью глядя на меня.
Невольно улыбнувшись, я приготовила марлевые тампоны, спирт и скотч, скрутила в жгут обрывок веревки. Если пробита артерия — Саша не жилец, но об этом я старалась не думать. В конце концов мы тут все потенциальные смертники. Мы не продержимся на морозе в вертолете несколько часов — это точно.
Сначала быстро обработала голову, понимая, что рана хоть и глубокая, но не смертельная — содрана была часть кожи, вместе с волосами, но череп не пострадал. Вернулась к плечу.
— Готов? — давая в зубы веревку и поливая рану спиртом, спросила я
— На счет три, — я глубоко вздохнула и взялась за штырь. Мои руки слегка дрожали, но я подавила этот страх. Я должна быть быстрой и точной. Никаких ошибок. — Раз! — и одним резким движением вырвала эту дрянь из плеча, тут же зажав рану тампонами.
Саша заматерился и повалился на бок, кровь хлынула из раны.
— Нет, нет…. — шептала я, придерживая его. Только не артерия, нет….
Моя голова вдруг загудела от страха, но я продолжала давить на рану марлевыми тампонами, прижимая их с такой силой, будто от этого зависела вся наша жизнь.
— Нет… нет, не сейчас, — шептала я, словно пытаясь убедить не только его, но и себя.
Михаил Борисович наблюдал за нами, лежа неподалеку, его лицо оставалось бледным, но в глазах читалась тревога. Парень, наконец-то закончив с поиском одежды, вернулся к нам, держа в руках окровавленные, но пригодные к использованию спецовки. Лицо было зеленым, его явно рвало.
— Он выживет? — голос Михаила прозвучал неожиданно тихо, но в нем было достаточно твердости, чтобы задать этот вопрос вслух.
Я прикусила губу, не позволяя себе лишних эмоций, но с облегчением замечая, что поток крови стал меньше.
— Живой, значит выживет, — ответила я резко, не поднимая глаз от Саши. Вряд ли это была артерия, и я позволила себе выдохнуть с облегчением. — Но нужно согреть его и нас всех. Мы не продержимся здесь на морозе долго. Саш, пожалуйста, постарайся больше в обморок не падать, иначе я лягу рядом с тобой, — я примотала тампон скотчем к плечу.
— Я постараюсь, — хрипло ответил Саша, его голос был слабым, но он пытался держаться. На лице мелькнула тень улыбки, несмотря на боль.
— Эй, как тебя там? — я пощелкала пальцами парню.
— Павел, — выдохнул он белыми губами.
— Чего стоишь, живо одевайся, иначе все отморозишь. Потом помоги мне.
Я встала и осмотрелась.
Вертолет упал на довольно большой поляне, что с одной стороны было не плохо — нас увидят, когда будут искать. С другой стороны, на открытой местности нам долго не продержаться — нас просто заметет снегом, если не дай бог поднимется метель.
— Так, Паша, я не поняла, третья спецовка где? — обернулась я к нему.
— Я думал… — он позеленел, представляя, что придется вытаскивать еще один труп.
— Мудак, — раздраженно бросила я и сама отправилась в кабину пилотов, точнее то, что от нее осталось.
Справедливости ради, нужно отметить, что меня вывернуло сразу, как только я посмотрела, что осталось от техника, но выбор был не велик. Быстро вытряхнув останки, я вернулась с третьим комплектом теплой одежды.
— Держись, — прошептала я Саше, практически наматывая на него дополнительную теплую одежду, и отмечая, что кровь, вроде шла значительно медленнее., но он все равно потерял ее довольно много.
Павел, теперь одетый в комплект пилотской формы, посмотрел на меня с легким отвращением, но не сказал ничего. Похоже, урок с захватом горла все-таки его немного привёл в чувство. Он помогал мне, как мог, хотя его движения были нервными и неловкими.
— Паша, — я старалась говорить спокойно. — Мы с тобой сейчас выйдем отсюда
