– Не более астрономическая, чем та, которую они вытрясут за весь этот вояж из наших с вами кошельков, – выразительно произнесла Мэтью, обменявшись взглядом с согласно кивнувшей ей соседкой, и снова подняла свой бокал. – А где же они, интересно, хранят все эти свои галлоны?
Соотечественник, из страны нереализованных возможностей, посмотрел на нее с улыбкой человека, вынужденного отвечать на немного наивный, по его мнению, вопрос:
– Как где. В специальном топливном отсеке.
– Представляю, что будет, когда в него угодит торпеда, – с серьезным видом протянул Артюхов и, вздохнув, добавил: – Одно утешает, может быть, мы тоже когда-нибудь получим свои семь «Оскаров».
Мэтью, уже сделавшая глоток из своего бокала, тут же поперхнулась и, прислонив к груди левую ладонь, судорожно закашлялась. Поставив на стол бокал и слегка закатив голову, чтобы не дать выкатиться из глаз уже успевшим зародиться в них слезкам, она угрожающе произнесла: – Тони, я тебя предупреждала, теперь пеняй на себя.
– Хелен, девочка моя, я не виноват, – так же серьезно ответил Тони. – Адриен поднял эту тему. Я ее только логично продолжил.
– Интересно... – подала голос дама в черном платье, – а сколько же тогда топлива будет съедать «Королева Мэри». Она же должна быть еще больше.
– И пооснащенней, – подтвердил Адриен. – Наша-то, старушка, образца еще аж тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.
– Н-да, пора на покой, – констатировал Артюхов.
– И что ее теперь на металлолом? – деловитым тоном спросила Мэтью.
– Зачем на металлолом, – снова ответил ее соотечественник. – Сделают плавучей гостиницей. Где-нибудь в Калифорнии. Как старую «Королеву Мэри». – Увидев, как сидящий от него по правую руку собеседник в фисташковом костюме, поджав губы, категорично покачал головой, он вопросительно посмотрел на него: – Нет?
– Нет, – подтвердил тот. – Она теперь в другом направлении пойдет. Гонконг, Сингапур, Кейптаун. А потом переключится на Средиземноморье. – Сказав это, Олег посмотрел на даму в черном платье внешне вполне бесстрастным, а на самом деле очень внимательным взглядом.
Как ни странно, но именно этот человек почему-то стал вызывать у него сейчас наиболее острый, повышенный, хотя и не до конца осознанный интерес. Поэтому он старался максимально полно зафиксировать в своем сознании и памяти все детали ее внешности и особенности поведения, чтобы как можно быстрее составить об этой женщине более-менее устойчивое представление. Сорок лет, плюс-минус год-два; короткая мальчишеская стрижка; удлиненный нос, с небольшой горбинкой; маленькие, карие и, похоже, очень неглупые глаза; худощавая подвижная фигура – пока, конечно, не шибко много, но для общего впечатления...
По всей видимости, его взгляд был как-то уж чересчур настойчив, а может быть, дама оказалась слишком проницательной или восприимчивой, но, как Олегу показалось, она почувствовала на себе его внимание, потому что, на секунду опустив вниз свои карие глаза, тут же задала ему вопрос, как бы желая, таким образом, отвлечь от начатого созерцательно-аналитического процесса:
– А когда спустят на воду новую «Королеву Мэри»?
– Насколько мне известно, в начале января тезка нашей нынешней посудины должна благословить «Мэри» на ее дальнейшее долгое и счастливое плавание.
– Какая тезка? – спросил Летизье.
– Елизавета. Реальная. Во плоти и крови. Ваша номинальная королева.
– А что там будет на этой «Мэри», чего здесь нет? – спросила Мэтью.
– Ну... я, боюсь, не смогу дать точную сравнительную характеристику. – Иванов на секунду задумался. – По-моему, там не три бассейна, а целых пять.
– Подумаешь... – пожала плечами Мэтью, – это для лета, может, и важно. А сейчас...
– Картинная галерея там будет, насколько я слышал, – продолжал перечисление Олег.
– Галерея! – фыркнула Хелен. – Они бы еще Парфенон туда загрузили.
– Планетарий.
– Вот это уже поинтересней. Когда вы там, говорите, у него первое плавание? В январе?
– Напрасные беспокойства, – снова подала свой голос женщина в черном платье. – Билеты на «Мэри» распроданы на год вперед.
– Ты что, серьезно? – вздернула вверх брови женщина в платье бирюзовом.
– Серьезно, – ответил, вместо вопрошаемой, шатен в кремовом костюме. – Сейчас круизы через Атлантику снова в моде.
– Значит, мы с вами, в некотором роде, как бы законодатели... – не закончив начатую фразу, Хелен, чуть вытянув шею, перевела взгляд в сторону эстрады.
Там мужчина с седыми зализанными волосами, после окончания медленной инструментальной пьесы, уже в новой и абсолютно противоположной прежней, бодрой манере, чуть ли даже не пританцовывая, приступил к исполнению следующей песни: «Je m’baladais sur l’avenue... le c’ur ouvert a l’inconnu...»[75].
Хелен всплеснула руками: «Моя любимая песня». Внимательно следя за шансонье, она, пока он пел первый куплет, беззвучно шевелила губами, по всей видимости, не очень хорошо помня слова этой части текста песни, но с самыми первыми звуками припева, призвав толчком локтя свою соседку последовать ее примеру, начала уже в открытую громко подпевать, подняв вверх руки и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, стараясь попасть в ритм звучащей мелодии: Oh, Champs-Elysees... Oh, Champs-Elysees... Au soleil, sous la pluie... A midi ou a minuit... Il y a tout ce que vous voulez... Aux Champs-Elysees[76].
Удивительно, но ее настроение тут же передалось не только соседке, но и всем соседям мужского пола, включая человека в белом смокинге, который, тоже подняв руки вверх, стал накладывать на звучащий мотив какие-то абсолютно непонятные всем, в том числе и ему самому, слова. Два других столика, правда в некотором отдалении, тоже подхватили почин. Короче говоря, исполнение песни завершилось на самой мажорной ноте.
Закончив вместе со всеми аплодировать оркестру и певцу, чье выступление на этот раз было оценено и принято гораздо более благосклонно, Хелен сморщила свое личико в плаксивой гримасе:
– М-м, Елисейские Поля, когда я вас теперь снова увижу. – Притопнув ножкой, она добавила совсем уже капризным тоном: – Не хочу в Америку! Хочу назад, в Париж.
Зафиксировав эти, идущие от сердца, не от ума, слова, равно как и сопровождающие их эмоциональные импульсы, Олег, чуть сузив глаза и поджав губы, бросил на их автора быстрый внимательный взгляд, который он, буквально через какие-то доли секунды, тут же отвел в сторону, изобразив на лице добродушно-понимающую улыбку, означающую примерно следующее: «Ну... вы тоже скажете. Кому ж не хочется обратно в Париж. Это настроение нам понятно».
