– Могу, – ответила Итиния. – Это Великое Заклятие Ниспосланного Сна, так что мы можем говорить свободно.
Это ободрило Манрина. Великое Заклятие требовало намного больше сил; если б Гильдия хотела только передать Манрину послание, было бы применено Малое Заклятие, при котором речь передавалась только в одном направлении – от волшебника к его адресату. Великое Заклятие позволяет вести во сне диалог – стало быть, с ним желают поговорить.
– Насколько я понимаю, – вслух сказал Манрин, – Гильдии угодно кое-что со мной обсудить?
– Совершенно верно, – кивнула Итиния. – Нам известно, что ты и твой подмастерье Ульпен – чародеи, подобно другим пятидесяти с лишком магам разной силы и опыта по всей Гегемонии Трех Этшаров.
Во сне Манрин ошеломленно заморгал. Он и понятия не имел, что кроме него и Ульпена есть и другие маги-чародеи.
–Пятьдесят с лишком? – переспросил он. – И где же они?
– Повсюду, – ответила Итиния. – Четырнадцать, например, в стенах Этшара Пряностей.
– В этом доме?
– Нет, в своих собственных жилищах. Ну да это не важно. Магистр Манрин, я здесь для того, чтобы поговорить не о других, а о тебе.
– Вот как! И о чем же ты желаешь поговорить?
– Магистр, тебе хорошо известны правила Гильдии. Волшебникам запрещено осваивать иные виды магии.
– Но ведь я ничего не осваивал, – возразил Манрин. – Чародейство само свалилось на меня.
– Да, и это нам известно. Тем не менее сейчас ты и чародей и волшебник, а Гильдия такое запрещает. Слишком мало нам еще известно о чародействе, чтобы идти на подобный риск. И слишком во многом враждебны друг другу сила чародеев и сила волшебников.
– И что же мне тогда делать? Я ведь не могу перестать быть чародеем, верно? Или вы нашли способ обратить происшедшие со мной изменения?
– Нет, – ответила Итиния. – Ты не можешь перестать быть чародеем. Перемена, похоже, необратима. Впрочем, магия, которой ты сейчас обладаешь, исходит не из глубин твоего существа, а из внешнего источника. Вряд ли это окажется достаточным, если ты будешь от него отрезан. Ты мог бы по-прежнему оставаться чародеем, но не в силах был бы применять чародейство.
– Неужели это возможно? – озадаченно спросил Манрин.
– Нет – пока ты остаешься в этом мире, но ведь у Гильдии есть доступ в места, которые существуют за его пределами. Если согласишься, тебя отправят туда в изгнание.
Манрин задумался, но ненадолго.
– Я не согласился на изгнание, к которому приговорил меня правитель Азрад, – сказал он. – С какой стати мне подчиняться вашему приговору?
– Правителю Азраду ты не приносил клятвы верности, зато, став подмастерьем волшебника, ты принес такую клятву Гильдии магов.
Итиния, безусловно, была права, но Манрин не хотел так легко сдаваться.
– Уйти из этого мира... Насколько я понимаю, места вне его, о которых ты говорила, – творения магии?
– Да.
– Значит, они невелики? Даже не деревушки?
–Да.
– И я должен буду добровольно провести остаток дней в тюрьме?
– Да.
– И вы считаете, что я на такое соглашусь?
– Если хочешь оставаться волшебником – да.
– Да как же я могу не быть вол... – Манрин осекся на полуслове и даже во сне ощутил, как стремительно отхлынула кровь от лица. – О нет! – пробормотал он.
– Ты можешь перестать быть волшебником, – сказала Итиния, указывая на его пояс.
И Манрин увидел во сне, как его кинжал, его бесценный атамэ сам собой выскользнул из ножен и повис в воздухе перед его глазами, заполнив собою, казалось, весь мир. Фигура Итинии отдалилась, хотя оба они по-прежнему находились все в той же небольшой пустой комнате.
– Без атамэ ты не будешь волшебником, – прозвучал ниоткуда голос Итинии. – Сломай его – и мы дозволим тебе жить в мире.
– Но в нем частица моей души! – воскликнул Манрин. – Без атамэ я перестану быть собой.
– И тем не менее ты должен сделать выбор, – неумолимо проговорила Итиния. – Либо ты чародей – либо волшебник.
– Если б я мог выбирать, то остался бы волшебником! – огрызнулся Манрин. – Но у меня нет выбора – я и тот, и другой!
– Гильдия не позволит тебе остаться и чародеем и магом, – отчеканила Итиния. – Сломай атамэ или отправляйся в изгнание за пределы мира – или умри.
Манрин горестно взглянул на паривший перед ним кинжал.
– Я прожил волшебником в мире девяносто восемь лет, и всегда при мне был атамэ.
– А теперь Гильдия запрещает тебе это. Ты клялся подчиняться решениям Гильдии.
Во сне Манрин потянулся к кинжалу, и атамэ, ощутив близость его пальцев, чуть заметно задрожал.
– Если я сломаю атамэ, вы оставите меня жить в мире, – пробормотал Манрин. – Значит, Гильдия решила не уничтожать чародеев?
Итиния заколебалась,
– Если ты сломаешь атамэ, мы не убьем тебя сейчас, – наконец сказала она.
Манрин устало прикрыл глаза.
– Зато, быть может, убьете позже, – проговорил он. – Стало быть, Внутренний Круг еще не решил, что делать с чародеями?
– Не решил, – признала Итиния.
Тогда Манрин открыл глаза, схватил атамэ и сунул его в ножны на поясе.
– Я этого не сделаю, – отрезал он. – И прошу вас хорошенько обдумать свое решение.
– Мы уже обдумали, – сказала Итиния. – Мы спорили много дней и хотя до сих пор не решили, что делать со всеми чародеями, но зато решили ужесточить существующие правила. Все аристократы, которые стали чародеями, должны отречься от своих титулов либо умереть; все волшебники, которых постигла та же участь, должны уничтожить свои атамэ или согласиться на вечное изгнание из мира – либо умереть. Что делать с представителями прочих магических школ, пускай решают их собратья. Впрочем, нам известно, что чародеи не могут ни обращаться к богам, ни вызывать демонов, так что мы не боимся ни чародеев-жрецов, ни чародеев-демонологов.
– Я этого не сделаю, – повторил Манрин. – Я не откажусь ни от своей свободы, ни от опыта, который нажил почти за столетие.
– Тогда нам придется убить тебя.
– Что ж, попробуйте, – сказал Манрин, – но помните, что я – предводитель целого отряда чародеев и пока еще владею прежними способами защиты – в первую очередь вот этим атамэ, который вы требуете уничтожить! Моя смерть обойдется вам дороже, чем вы думаете, а вражда с чародеями – это отнюдь не пустяк! Мы не так слабы, как ведьмы или колдуны. Не забудь, что лорд Фаран, погибая, уничтожил своего палача!
– Мы это помним, – сказала Итиния.
И с этими словами она исчезла, а Манрин проснулся на громадном ложе Фарана и, открыв глаза, уставился в темноту.