гравию то затихал, то исчезал. Он стоял перед своим домом, глядя в темное окно спальни, где в течение семи лет он спал рядом с Крисси — своей лживой, неверной женой. Ярость разливалась по его телу.
Он вспомнил ту ночь, которая была так давно, когда он встал на одно колено и протянул кольцо своей бабушки. Тогда он был полон надежд — будущий отец и будущий муж Крисси, мать ее, Винтер. Но теперь он понял, что ее согласие на его предложение было ложью. Он думал, что она любит его, но на самом деле она спала с его лучшим другом. Он думал, что она любит его, но она лишь использовала его.
Билли медленно поднялся по ступенькам крыльца и вошел в парадную дверь, сжимая руки в кулаки. Внутри он оглядел темный и тихий дом, прихожую, увешанную семейными фотографиями, все из которых были ложью. Весь их дом был ложью, вся их жизнь. И все из-за нее — этой суки, шлюхи, блудницы.
Билли прошел на кухню и замер. Он что-то услышал. Шаги, тихие и далекие. Он огляделся, и его взгляд остановился на двери в подвал. Она была открыта и выходила на кухню, что было странно. Они никогда не держали дверь в подвал открытой. Затем он снова услышал шаги из глубины дома, за которыми последовал скрип дверцы сушилки. В нем вспыхнула новая волна ярости. Крисси. Видимо, его жена-шлюха все-таки не спала, и в голове Билли зародилась внезапная фантазия.
Что, если Крисси упадет с лестницы в подвале? Что, если она разобьет голову о холодный бетонный пол? Что если она истечет кровью, стоная от боли, но ее никто не услышит, потому что он и дети крепко спали двумя этажами выше? Возможно, она была настолько накачана снотворным и вином, что никто не усомнился бы в том, что она неправильно сделала шаг в темноте.
Он закрыл глаза, погружаясь в фантазии. Все, что ему нужно было сделать, это прижаться к стене кухни, спрятаться за открытой дверью подвала, подождать, пока она поднимется по лестнице, а затем захлопнуть дверь перед ее носом. И Билли мог бы слушать, как ее тело катится по ступенькам, мог бы склониться над ней, когда она умрет, и смотреть в ее глаза, когда она поймет, что он сделал и почему. Ты не должна была лгать мне, сказал бы он. Ты не должен был использовать меня. Ты не должна была быть такой шлюхой.
В темноте кухни Билли выкинул этот образ из головы. Он не мог этого сделать. Это было абсурдно. И действительно, хотел ли он, чтобы Крисси умерла? Или он просто хотел преподать ей урок, напугать ее? Когда она испугается, подумал он, она больше никогда не будет ему изменять. Может быть, она даже перестанет жаловаться на их жизнь. Может быть, она действительно будет благодарна ему за их жизнь, за их дом, за их деньги, на которые она покупала себе одежду, таблетки и вино. Может быть, она действительно приложит немного усилий, чтобы приготовить ужин, или накрасится, или поцелует его в губы, когда он придет домой вечером.
Билли услышал еще один скрип дверцы сушилки, а затем, сам того не велев своим ногам, он тихонько пошел по полу и проскользнул в пространство между стеной и открытой дверью подвала. Он прислушался, когда шаги его жены начали подниматься по лестнице. А потом она была там, наверху, ступив на площадку.
Билли мысленно представил себе Крисси — она извинялась, просила прощения, обещала стать лучшей женой — и, обхватив пальцами дверную ручку, резко дернул ее. Раздался громкий стук, как от удара молотка о дерево, когда дверь столкнулась с ней. Он услышал, как она свалилась с лестницы и с треском упала на пол. Наступившая после этого тишина была оглушительной.
Билли стоял в темноте, его рука все еще лежала на дверной ручке, парализованный. Он не мог поверить, что сделал это. Паника начала бурлить в его животе. Он открыл дверь и осторожно переступил порог. Но что-то было не так. Тело у подножия лестницы было слишком маленьким. Он моргнул, глядя на него, его мозг работал в замедленном режиме. Крисси не носила такую ночную рубашку. Ее волосы не были такими светлыми. Когда он наконец понял, он сжался. Его желудок сжался. Это была Януария. Это была его малышка.
"Нет".
Паника затуманила его зрение, когда он спускался к ней по лестнице. Он старался двигаться быстро, но чувствовал себя как под водой, воздух вокруг него был вязким. Тело Януарии выглядело как-то неправильно — конечности согнуты под острыми углами, лицо осунулось. Он протянул руку и мягко коснулся ее щеки.
"Яна?" Его голос был неуверенным.
Она не двигалась.
"Яна?"
Все еще ничего.
"Нет", — вздохнул он, закрывая рот рукой. Желчь поднялась в его горле. "Нет, нет, нет".
Дрожа, он потянулся вниз и поднял ее тело на руки, прижимая к себе, как ребенка. "Яна, очнись. Мне очень жаль. Папа совершил ошибку. Прости меня".
Но ее тело оставалось без движения, а лицо — без выражения. Если бы не крайний угол наклона шеи, она могла бы спать. "Януария". Теперь его голос был суровым приказом. "Проснись!" Он крепко обхватил ее руками, тряся ее тело, пытаясь заставить ее открыть глаза.
И тут он увидел это — трепетание ее век. Его сердце забилось в груди. Он издал всхлип. Она была жива. Она была жива, она была жива, она была жива. В его объятиях его дочь издала легкий стон, слегка повернув голову в его руках.
"Хорошая девочка", — сказал Билли, его голос дрожал. "Хорошая девочка".
Он бросил взгляд на лестницу в подвал. Ему нужно было добраться до телефона на кухне, чтобы вызвать скорую помощь, но он не знал, стоит ли двигать ее тело. Не станет ли от этого еще хуже? Он посмотрел в лицо Януарии. К этому моменту она уже открыла глаза и смотрела на него растерянно. " П-Папочка?"
"Шшш, детка. Не говори. Я оставлю тебя здесь на секунду, хорошо? С тобой все будет хорошо. Я помогу тебе". Двигаясь осторожнее, чем когда-либо, Билли положил ее тело, выпрямив руки и ноги.
Он встал, чтобы уйти, но тут, как раз когда он повернулся, чтобы бежать вверх по лестнице, маленький голосок Януарии сказал: "Ты сделал мне больно, папа".
Билли замер. От его головы по телу разлился ледяной холод. Она знала. Она знала, что он сделал. Он долго стоял, не двигаясь, а
