К облегчению полковника, штурмовики уже погрузились в бронетранспортёр, так что не пришлось ловить на себе насмешливо-заинтересованные взгляды подчинённых. Но и без того было ясно, как божий день, что уже через четверть часа о произошедшем будет знать весь полк, причём даже в тех подробностях, которых не знают сами участники.
Но сейчас это почему-то не особенно волновало Костаса. Ему было хорошо.
— Ну и что у нас плохого? — полюбопытствовал Рам, легко запрыгивая в машину.
Он попытался напустить на себя серьёзный вид, но настроение было настолько хорошим, что у полковника даже не получалось злиться на дочь и “сфинкса” за откровенно свински прерванный отдых.
— Я фильм про вас знаю, — прежде, чем кто-либо из них успел ответить, добавил Рам. — “Двое: я и моя тень”. Про таких же засранцев, не способных к созидательной деятельности, но зато прекрасно умеющих подсирать другим
— Спасибо за комплимент, сэр, — “поблагодарил” его Грэм. — У нас массовая драка… точнее, поножовщина, между офицерами акадийского и тиаматского батальонов с офицерами корпоратов. Шесть убитых корпоратов, полтора десятка раненых, из них трое — тяжёлые, у тиаматцев и акадийцев — один убитый, одиннадцать раненых, из них тяжёлых — пятеро.
— Дерьмо, — вздохнул Костас, сознание которого никак не хотело покидать мир, полный блаженства, возвращаясь в свой мир войны. — Причина?
— Выясняем, — лаконично отозвался Нэйв.
Костас заметил, что и капитан, и Дана не открывают забрала. Сопоставив этот факт с тихим гудением фильтро-вентиляционной установки броневика, Костас сообразил, что наферомомен, как говорится, по самые уши.
“Надо было принять душ” — запоздало сообразил он.
— Заодно неплохо бы выяснить почему ты не отвечал на звонки коммуникатора, — сказала Дана. — Я понимаю, все вы в душе флористы, но процесс составления букета из венерических заболеваний можно и прервать на пару секунд.
Костас только развёл руками, не расположенный вступать в споры.
— Я уже думал, что вас там пытают агенты Доминиона, или уже прикопали в живописном месте, — недовольно буркнул Грэм, вызвав у коменданта приступ смеха.
Мысль, что Прия способна причинить кому-то вред, казалась Костасу до смешного абсурдной.
Дана молча вынула из подсумка автодоктор, приложила тот к руке отца и присвистнула:
— Тебе что, феромоны внутривенно вливали?
И уже Грэму:
— Пока не проспится — толку от него не будет. Сами разберёмся.
— Да я так и подозревал, — вздохнул капитан. — Ладно, оставим на свежем воздухе — может, отойдёт быстрее.
— Ничего, что я тут? — лениво осведомился Костас. — И всё слышу?
— О, ничего страшного, сэр, — “милостиво” кивнул Грэм.
— Хамло, — благодушно оповестил его Рам. — Точнее, два хамла.
Грэм вновь тяжело вздохнул и скомандовал Ракше:
— Поехали.
Дорога к комендатуре прошла в молчании. Лишь когда броневик остановился перед крыльцом, Грэм сказал:
— Сэр, вы как?
— Лучше, чем когда-либо в жизни… — расплылся в улыбке Костас.
— Вам лучше побыть на улице, — резюмировал Нэйв, оглядев сияющую физиономию начальства.
Костас хотел было возмутиться, но остатки разума, не заглушённые феромонами, всё же смогли воззвать к здравомыслию. Да, в таком состоянии от него толка не будет.
— Хорошо, — неохотно согласился комендант.
Вылезя из броневика, Костас зашёл за угол здания комендатуры и рухнул в траву, раскинув руки.
— Вообще-то это родителям положено вытаскивать невменяемых детишек с вечеринок, — услышал он прежде, чем Дана и Грэм отъехали от комендатуры.
— Засранка мелкая, — благодушно проворчал Рам.
Когда он в последний раз лежал вот так, просто глядя на проплывающие в небе облака? Давно, неимоверно давно. Даже не вспомнить — когда.
Костас перевернулся на живот и уставился на ярко-жёлтого жучка, деловито карабкающегося по травинке. Жучок полз, словно маленький альпинист и Костасу даже показалось, что он слышит песенку-пыхтелку, которое напевает себе под нос насекомое.
— Ого, а я думала ребята пошутили, — через какое-то время раздался насмешливый голос Картечи, командира взвода связи китежского батальона. — А ты и впрямь как обдолбаный тут валяешься.
Вопреки сказанному, она и сама уселась в траву, сняла шлем и вдохнула ароматный воздух полной грудью.
— Ну что, получил сувенирный букет постыдных заболеваний? — весело поинтересовалась китежка.
— Весь набор, — кивнул Рам старой подруге. — Знаешь… а ведь это правда не то, чем кажется.
Он подложил кулаки под подбородок.
— Помнишь, как мы крайний раз на Акадии на рыбалку ездили? — глядя, как светящийся полосатый жучок карабкается на травинку, спросил Костас.
— Помню, — несколько озадаченно ответила Картечь. — А это тут причём?
— А я словно туда вернулся, — Рам сунул жучку палец, на который тот радостно перелез. — Препих, массаж — это так, шелуха. А вот именно чтобы душой отдохнуть… Нет, надо как-нибудь старой компанией туда выбраться. В парк Спутниц. Гитару взять, костерок развести…
— Ага, — поддакнула Картечь. — Заодно сплясать перед местными и в задницы их расцеловать. Ты вообще представляешь, как на нас аборигены отреагируют?
— А тебе не наплевать на них? — легкомысленно откликнулся Рам, вновь переворачиваясь на спину и поднимая руку, будто та была авианосцем. Жук, игравший роль истребителя, воспользовался любезно предоставленной возможностью, расправил крылья и с негромким жужжанием улетел по своим жучиным делам.
— Э, командир, ты вообще в себе? — встревоженно спросила китежка. — Или обдолбали тебя чем?
Она собралась от души хлопнуть Рама по щеке, дабы привести в чувство, но комендант перехватил её руку. Пальцы старой подруги пахли цветочным гелем для душа и оружейным маслом, а глаза казались удивительно глубокими и красивыми.
Костасу вдруг захотелось её поцеловать, но он с трудом сдержался, осознавая, что она не поймёт. Прия, Зара и любая из местных восприняла бы это проявление симпатии и хорошего настроения как нечто само собой разумеющееся, но для Картечи его попытка поделиться счастьем покажется оскорбительной.
Это было странно — осознавать, что в эту самую секунду ему проще понять аборигенов, а не представительницу своего народа. Да, в сравнении с некоторыми культурами, китежцы не заморачивались излишним морализаторством и не строили из себя ханжей, но всё же сейчас Рам чувствовал, что они живут в оковах бессмысленных ограничений.
— Эй, командир, может, отпустишь мою руку? — осторожно, как говорят с больными, попросила Картечь.
