ей было до слез жаль расставаться с ее «Моной Лизой», но ведь вскоре ей предстояло расстаться со Степой, ее Степой. Похоже, вся жизнь состояла из потерь. И смысл жизни научиться с этим… нет, не смиряться, а правильно обращаться. Она приняла решение, что они разойдутся, просто не знала еще, когда и как сообщить об этом ему.
– И, вообще, – продолжила Лиза, уводя Барбару на кухню, после того как та выставила хнычущего молодого человека прочь, заявив, что «деловой жилки у него нет!», и подавая ей пепельницу. – Мы ведь хотели продолжить поиски «Моны Лизы». Нашей «Моны Лизы». Правда, карта теперь у Карины…
Закурив, Барбара сказала:
– А знаешь, кто унаследует все баснословные сокровища малыша Клода? Причем он сам так распорядился в своем составленном еще лет сорок назад завещании, словно пытаясь искупить вину за что-то старое…
Она прищурилась, и Лиза ахнула:
– Неужели ты?
Барбара кивнула, и Лиза бросилась обнимать ее.
– Поздравляю! Справедливость наконец восторжествовала! Теперь ты сможешь начать новую жизнь…
Барбара, пуская дым в потолок, произнесла:
– Вряд ли. У меня рак. Причем неоперабельный, с многочисленными метастазами. Мне остался год или около того. Но думаю, получив удовольствие от жизни и наших последних приключений, я предпочту уйти раньше, выбрав момент самостоятельно…
Лиза, ошеломленная этой новостью, хотела было уже применить все красноречие, чтобы переубедить Барбару, ставшую ее подругой, причем лучшей, но та, взмахнув тлеющей сигаретой, продолжила:
– Мне нужен кто-то, кто продолжит управлять салоном и будет заботиться о коллекции Моргенштернов, которая теперь моя. И она перейдет к этой самой персоне, что я ищу. И, наконец, мне нужен кто-то, кто будет заботиться о ней!
– О ней? – спросила Лиза, и Барбара, вставая, поманила ее за собой, за черную занавеску с красной окантовкой, что вела к дышавшей на ладан газовой колонке.
Однако там, в небольшой комнатке, никакой колонки не было. На стене висела она.
«Мона Лиза».
* * *
Словно зачарованная, Лиза уставилась на картину и спросила:
– Это что… очередная копия?
Барбара усмехнулась:
– Оригинал. Моя бабка никуда его не прятала, а просто перевесила из детской своей дочери, моей матери, сюда. Ведь это ее последняя квартира и мастерская…
Лиза, чувствуя, что ее шатает, прошептала:
– Но все эти открытки… Все эти ключи… Все эти шарады и коды… Это что тогда? Розыгрыш?
– Экзамен. Для тебя – экзамен. Я сразу поняла, что ты – тот человек, который станет моим наследником. Не только салона. Не только коллекции Моргенштернов. Но и «Моны Лизы»!
Она указала на загадочно улыбавшуюся ренессансную даму.
– И ты прошла его. Я хотела проверить не столько твои знания, сколько душу и сердце. Знаю, звучит неисправимо по-русски, но ведь я тоже русская, хотя бы на толику…
Не в состоянии оторвать глаз от «Моны Лизы», теперь, вне всякого сомнения, ее «Моны Лизы», Лиза проронила:
– Но все же эти шифры и загадки… Это твоя бабка так насмехалась над теми, кто желал найти подлинник «Моны Лизы»?
Барбара расхохоталась, а потом надолго закашлялась. А когда приступ прошел, произнесла:
– Не бабка – я сама! Моей бабке прятать оригинал и изобретать хитроумные ключи к тайнику нужды ни малейшей не было: ее никто не преследовал, ведь все, кто знал о подмене, были к тому времени мертвы. Правду бабка перед операцией, принесшей ей смерть, сказала лишь моей малолетней матери, а та позднее – опекавшим ее теткам. Это я все выдумала, везде спрятала шифры, разбросала по Франции и Европе. Этих ключей на самом деле намного больше, мы прошли только часть из них. Остальные или не найдены, или не разгаданы, или в руках других проходимцев.
При этих словах Лиза подумала о вдове олигарха Воротыйло Карине.
– А карта, которую мы нашли в Милане?
– Тоже подделка, разумеется! Она, как и прочие ключи, приведет только к новым ключам, а те – к последующим. И так те, кто ищет «Мону Лизу», будут вечно искать, ничего не находя, за исключением новых ключей, двигаясь годами по кругу – и не представляя для нас ни малейшей угрозы. Потому что, как ты сама теперь узнала, ради нее готовы убивать…
Лиза не без обиды произнесла:
– Ну ты и смеялась надо мной в душе, когда я корпела, пытаясь «разгадать» ключ твоей бабки!
Барбара на полном серьезе ответила:
– Ничуть не смеялась, а убеждалась, что ты та, кто мне нужен. Кто ей нужен. Я не в состоянии уже идти в ногу со временем, со всеми этими интернетами и смартфонами. Я месяцами и годами, копаясь в энциклопедиях, выдумывала ключи, а ты расщелкала их за считаные минуты. Да, мое время прошло…
Лиза обняла ее, убеждая, что это не так, но Барбара повторила:
– Да, прошло, но это не страшно. И твое тоже когда-нибудь пройдет, и ты тоже будешь искать и найдешь кого-то в наследники. В наследники тех, кто хранит ее тайну! Это, кстати, и есть мой талисман. Который станет теперь твоим!
Лиза произнесла:
– Ты говоришь так, как будто… как будто я приняла твое предложение и…
Она взглянула на «Мону Лизу» – ее «Мону Лизу» – и задумалась.
Барбара, усмехнувшись, спросила:
– А что, разве нет? Как там ввернула любимая актриса воспитавших меня тетушек Фаина Раневская, услышав разговор двух чиновников Министерства культуры? Один жаловался другому, посетив московскую выставку «Моны Лизы», конечно, как мы с тобой знаем, поддельной, что шедевр не произвел на него впечатления, а великая актриса заметила: «Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!»
Лиза расхохоталась и поняла: да, приняла!
А синьора на стене, храня тайну, которая была известна лишь ей, продолжала таинственно улыбаться через дымку сфумато, как и делала это последние полтысячи лет.
* * *
В ночь на 5 мая 1519 года, замок Кло-Люсе, близ Амбуаза, Турень, королевство Франция
…Король получил то, что желал: Салаи после полутора суток размышлений уступил ему портрет синьоры Моны, передав его Франциску самолично.
Разве у него был иной выбор?
Король, долго рассматривая его в свете факелов, задумчиво произнес:
– О да, это самое совершенное произведение живописи на всем белом свете!
Салаи поклонился:
– Вы, как всегда, правы, сир!
Вознаграждение было и правда истинно королевское: Франциск не обманул, хотя бы мог, оставаясь, однако, даже теперь, после погребения мастера Леонардо в часовне соседнего Амбуазского замка, верховным патроном искусств и самопровозглашенным «королем-рыцарем».
– Ты нас покидаешь? – произнес король безо всякого интереса, а Салаи ответил:
– Если вы позволите, сир. Мастер Леонардо мертв,
