пыталась остановить самозванца. Эвклингу было глубоко плевать — кто на самом деле скрывался под капюшоном, но на ближайшем же благотворительном приёме он навел разговор на тему Энкера и мимоходом заметил при Касильде, что в Вейгорде, кажется, есть только одна варгиня, способная на такое.
Быстрый взгляд хозяйки Цветочного Дворца вполне его вознаградил. Она, впрочем, смотрела на него часто. Смотрела, и просила спеть в светских салонах, и не отвергала приглашения на танец — и в синеве глаз таилось обещание большего.
Он учтиво склонялся, прикасался губами к подрагивающим пальцам — не позволял себе ничего лишнего, даже ответов на лёгкий флирт. Его драгоценный приз, его королева не должна даже помыслить, что он может заглядеться на другую.
Касильда Виверрент раздражала. Когда она овдовела, родители принялись болтать про «выгодную партию» — но Хорот сделал вид, что не понимает. Он побрезговал бы взять жену из-под магната, к какому бы роду она ни принадлежала — к тому же, ходили слухи, что её муженёк промотал состояние, влез в громадные долги. Хорот согласился бы иметь её любовницей — роман с «цветочной затворницей» мог придать блеска в обществе. Он посвятил ей одну победу в турнире, ухаживал на светских вечерах, где она начала появляться. Не слишком настойчиво: дворец, родовитость и красота были единственным ей достоинством в глазах Хорота — а ко всему этому прилагалась бедность, гордость, холодность и непоправимое благочестие со скукой пополам. По крайней мере до того, как Даггерн Шутник сыграл со вдовой Виверрент лучшую из своих шуток.
Говорили, что Касильда упала без чувств сразу же после того, как король заявил, что по «праву отца» пристраивает её замуж за ненавистного Шеннета.
Впрочем, такого ли ненавистного теперь — вот вопрос.
После свадьбы с Шеннетом вдовушка Виверрент пустилась во все тяжкие, чтобы насолить муженьку. Однако Эвклинг держался в стороне — принимал авансы и был галантен, но не более того. Не хватало быть втянутым в какой-нибудь дурацкий заговор против Эвальда Шеннетского — Плесенный Министр и без того только что раскрыл Заговор Семи Родов. Даггерн Шутник целую луну радовался разнообразием казней.
Впрочем, кто знает, может, стоило быть ближе к Касильде — чтобы оказаться ближе к маленькой королеве.
Хорот прикрыл глаза, вызвал перед глазами их двоих. Касильда — синь глаз, безупречность строгого лица, будто выточенные из алебастра черты, чёрные волосы — всегда подобраны, скрыты под жемчужными сетками. Её воспитанница — чуть пониже, округлое девичье личико и золотая корона волос, карие глаза — словно гречишный мёд: утонуть, увязнуть…
Он знал — которой стоит опасаться, а к которой — стремиться.
Истинный Мечник совершает свой выбор без колебаний.
Он не колебался, когда связался с пустошником через кристалл сквозника в тот день, когда в Цветочный Дворец прибыла группа Гриз Арделл.
— Меня беспокоит расследование, — признался Хорот в Водную Чашу. — Мои соглядатаи сообщили, что подручный Виверрент и двое из группы отбыли из дворца в поместье Дэриша. Как полагаете, они могут взять след?
Тёмная вода Чаши чуть колыхнулась. Донесла чуть слышно:
— Мы эвакуируем основную лабораторию в Вейгорде.
— Превосходно. Однако агент Гильдии — протеже господина Флористана — не слишком хорошо заметает следы. В то время как терраант, насколько можно судить, выполнила свои обязательства.
— Поручительство господина Флористана многое стоит.
— Разумеется, но я навёл справки об этом Гроски: низкое и трусливое существо, бывший законник. К тому же сейчас он работает в паре с неким Нэйшем, устранителем, о котором рассказывают дикие истории. Словом, я опасаюсь, что в критический момент дело может раскрыться — а поскольку Гроски лично знаком с Флористаном, это грозит катастрофой.
Пустошник в Чаше едва заметным жестом выразил своё согласие.
— На карту поставлено столь много, — посетовал Эвклинг, — и я предпочёл бы последовать девизу Гильдии Чистых Рук: не оставлять следов.
— Гильдия вполне с вами согласна, — глуховато раздалось из-под капюшона. — Вы можете не волноваться.
Хорот заверил собеседника в своём почтении. Потом он в последний раз связался с Жаоном Флористаном — узнать, есть ли новости от соглядатаев вокруг дворца. Соглядатаи доложили, что в Цветочный Дворец прибыл Шеннет — должно быть, присмотреть, чтобы жёнушку случайно не исцелили.
А Гризельда Арделл наведалась к безмозглому мальчишке Йеллту Нокторну — возможному возлюбленному Касильды. Нокторн был из тех Мечников, какими их представляют — оттого вызвал Хромца на дуэль и подписал себе приговор.
— Что ж, они могут продолжать поиски, — усмехнулся Хорот и навсегда распрощался с лучшим посредником Гильдии.
Взгляд Целительницы укорял.
Эвклинг Разящий хмыкнул негромко. Вытянул ногу, полюбовался носком сапога, окованным железом. Изящный узор.
И ни следа на плитах из розового мрамора.
Теперь уже всё неважно. Пусть группа Арделл покинула Цветочный Дворец, истребив всех веретенщиков. Пусть даже Касильда пришла в себя (кто же был тот вельможа в плаще у её двери?). Пусть даже Хромец с чего-то не добил свою жёнушку. Придётся несколько изменить версию, вот и всё. Турнир завершится боем один на один. И план боя уже готов, и время самому выходить — на арену, выбранную и обставленную им самим.
Выбирай поле боя так, чтобы оно доставляло неудобство твоему сопернику.
Он обеспечил себе аудиторию. И позаботился насчёт охраны — нужных людей ему рекомендовал ещё Флористан. Его не поколебали смутные слухи — что-то о законниках и их рейдах в тавернах.
Эта ночь принадлежала ему. И давно предвиденной битве.
Вытащить Эвальда Шеннетского на свет, в настоящее сражение, где этот слизняк сроду не бывал — дорогого стоило. У Эвклинга оставалось одно опасение: струсит, не придёт. В уме не укладывалось, что Хромец из рода Стимфереллов — с их-то клинком на гербе, девизом «Отвага и честность» и сплошными Мечниками во всех поколениях.
Шеннет может ещё и явиться с чересчур большой свитой: это зверь осторожный. Хорот, впрочем, постарался с приманкой. В послании говорилось о заговоре против королевы, и он настаивал на встрече один на один. А поручительством должны были служить сразу две славы: Целительницы-Тарры и Первого Мечника королевства. Разве может самый благородный придворный замышлять злое, да ещё в храме Целительницы?
— Памятное место.
Негромкий голос Хромца от дверей показался Эвклингу Разящему громче труб, зовущих к бою. Стук трости по плитам храма заглушился стуком сердца: пришёл! Явился! Попался!
— Господин министр.
Короткий поклон — и салют воображаемым клинком в начале турнира.
— Господин Эвклинг. Ждал чего-то подобного — но чтобы письмом, с личной встречей да в Храме Целительницы… удивили.
С чем представить противника, Дар которого неизвестен? К примеру, с бесполезной тросточкой. Представлять Шеннета безоружным
