до снежного покрова постараюсь поставить зимовье небольшое, вернусь не скоро, как работу завершу и путики подготовлю, мне зимой сидеть не престало — займусь промыслом.
— А лопата к чему? — удивился Никитин.
— Так землю рыть под землянку, насажу черенок, и за работу, и глины заодно нарою, печь-то ставить надо, хоть малую соорудить успеть и дымоход устроить, без печки, сами знаете, никак.
— А-а-а, — затянул Василий, — я думал, ты избушку бревенчатую ставить собирался.
— Стены земельные, верх в накат и засыпал грунтом, вот и жильё, чем не изба, больше на берлогу похожа, с разницей — спать зиму не собираюсь. — Жуков рассмеялся.
— Далёко шагать вздумал? — спросил Лаптев.
— Вёрст семь-восемь отмахаю, а может, и все десять, разведаю ключ Максимовка, может, на нём обоснуюсь.
Жуков ушёл, оба друга проводили его взглядом, его силуэт вскоре растворился среди зарослей деревьев, почти освободившихся от листвы. С собой Жуков прихватил двух щенков, вёл на поводке, а они оглядывались, недоумевая, почему не все вместе — не четверо?
— Что я говорил, даже двое бы окромя нас остались, так так же, как Жуков, в тайгу ушли бы зимовья делать, охотничья страсть в каждом сидит, только нам она до фени, — промолвил Лаптев. — Всё, Васька, теперь мы здесь с тобой начальники! Полмесяца, а то и поболе успеем помыть, и не надо прятаться, скрываться, промывай и складывай золотишко!
— Бутару восстановить надо бы ближайшую, она ближе к посёлку, и последние съёмки богаче были, — предложил Никитин.
— Поддерживаю, будешь ты теперь, Васька, за горного инженера, с одновременным исполнением обязанностей рабочего, а я начальником прииска с лопатой в руках, — улыбался Лаптев.
— Да хоть кем, лишь бы металл попёр.
— Попрёт, куда он денется!
Спустя час, как Жуков покинул посёлок, оба компаньона взялись за работу. Спустились к речке, подтащили бутару, что старатели оттащили дальше от берега, установили её, затем уложили проточный лоток, головку его установили в речку, и вода стремительно направилась по желобу в бутару. Загодя в бутаре уложили бычью шкуру и плетёные трафареты. В ход пошли кайлы и лопаты. Напрягались дружно и на совесть, а как же, теперь этот труд окупит все потери, и не только! А во много раз превышающие утрату, которую Перваков обнаружил и сдал в кассу прииска.
Работали, не оглядываясь, а кого тут опасаться? Кругом на многие вёрсты не единой человеческой души, кроме двух щенков, остававшихся на страже посёлка. Зверь, в отдалении мимо проходящий, пролетающие птицы и сопки являлись самовидцами происходящего, но они были безмолвны.
Волокуши грузили, не особо насыпая породой, всё же тащить вдвоём, это не бригадой и не лошадью. Ссыпали в бутару, ворошили скребком пески, промывали. Промывочным лотком орудовал Лаптев, у него ловчее получался процесс доводки золота. И вот первая съёмка! Первая и удачная!
Как же не радоваться желанному успеху, а сколько их будет впереди, только бы не подвела погода. Отработав несколько подходов, на сегодня промывку закончили и промывочный прибор вернули на место — побаивались, а вдруг ни с того ни с чего вернётся Жуков. Может, забыл что. Как объяснить? Лаптев и Никитин и так рисковали, но были уверены, селянин на слово кремень, не вернётся, пока не устроит своё зимовье, не прорубит путики, на которых собирается ставить ловушки. На крайний случай Лаптев предусмотрел: если окажется Жуков свидетелем скрытой добычи золота, он не должен жить, устроить для него такую погибель, в которую поверит и сам чёрт.
Но последующие восемь дней Жуков не появлялся, его, как хранил Господь и, безусловно, спасало стремление осуществить задуманное. Лаптеву и Никитину было на руку, и они работали и ежедневно намывали золото, с восхищением ссыпая его в мешочки.
— Вот оно, родимое! Наше! — ликовали подельники.
На девятый день ударили сильные заморозки, в верховьях речек они всегда раньше приходят, хватают забереги, появилась шуга, руки коченели от воды, задул северный ветер, серые тучи бросали мелкий хлопьями снег, сначала редкий, потом густой и пушистый. Сопки надели белые шапки, и их они снимут только весной, а некоторые, что высокие, вначале лета. Покрылись снегом и видимые от посёлка утёсы.
— Всё, Васька, шабаш, довольно, убираем бутару, желоба, приводим всё к изначальному виду, и избу греть, — скомандовал Лаптев. — И так хорошо нарыли, даже с избытком.
— Избытка не бывает, — довольствовался Никитин.
— А ты, смотрю, жадный, избытка не бывает, всё одно во всём меру знать надобно.
— А как вывозить будем? Золотья-то солидно, а народ по весне появится.
— Очень дюже просто, прикопаем основательно далее от прииска, а как выдвигаться станем, так и заберём по пути.
— А если Жуков за нами увяжется, втроём зимовали, втроём вроде и возвращаться придётся, не поймёт начальство, если иначе поступим?
— Сообразить надо так, чтоб не увязался, тут ходов много имеется, а время как придумать, так впереди зима цельная.
На следующий день, прихватив с собой лопату, друзья оставили прииск. Прошли около двух вёрст, неся золото в котомке и ружья на плечах. Присмотрели наиболее подходящее место для тайника, в стороне от возможного пути, по которому могут проследовать путники, абсолютно неподходящее не только для езды верхом, но и пешим. Зарыли, притоптали, сверху накатили булыжник. Место приметное лишь двоим — Лаптеву и Никитину.
Вернувшись в посёлок, закатили пир горой — нажарили оленины, ели от пуза, пили чай и курили самосад, вели расклад дальнейшей жизни.
— Откроют кассу приёма золота, сдавать будем частями, так разумней, — заметил Лаптев.
— Третий год про эту кассу толкуют, а её всё нет и нет.
— Слыхал я вроде хозяева приисков Трубников и Рачковский намерены твёрдо кассу поставить, только где вот, в Олёкминске или на Маче? Важно, чтоб была, а она будет, знают купец с советником, у людей золото на руках имеется, прячут, чтоб сбыть пришлым купцам и разным скупщикам пушнины, а это им никак не в жилу, в свою казну тянуть желают.
— Дороже брать за золотник, видать, будут, а чем боле привлечёшь, на цену и давить будут.
— Что, Васька, с большими деньгами делать собираешься? — Лаптев блаженно затянулся и выпустил дым, отвалившись на нарах в удобную позу.
— Я-то? Были б деньги, а применение всегда имя найдётся.
— И всё же какие мысли в голове бродят?
— А возьму и флот на реке поставлю, закуплю лодки, каюки, а могу и корабль малой построить, найму гребцов, сейчас купцов залихорадило, так грузы начнут на прииски таскать, а тут и зарабатывай, только семечки пощёлкивай.
— И где ж, в Олёкминске?
— Нет, отсюда съезжать надо, а на Маче в самый раз, там и дом добрый срублю, а здешнюю халупу
