— Куда он денется? Ещё поработаем, да? Павел?
— Было бы желание.
Спустя минуту, после паузы Петруха вздохнул, промолвив как бы по секрету:
— Идти надо.
— Куда?
— К председательше. Пусть принимает обратно. Правда, денег живых теперь в колхозе нет, но и без колхоза куда нам? А ты о чём подумал?
— Когда?
— Когда я сказал, что идти надо?
— Сам знаешь, о чём, — Павел отложил ключ и похлопал Петруху по плечу. Оба враз громко расхохотались, словно радуясь какой-то очень хорошей весёлой новости.
— Ну что? Покурим?
— Давай…
Отошли в сторонку от разобранного трактора, присели на две колодинки, притулившиеся у бревенчатой стены.
— Слышал? Дядь Васе Федотову орден дали? — спросил Петруха.
— Слышал.
— Вручали в военкомате. Ездил он туда.
— Знаю. Танюха говорила.
— Поздновато, однако, орден-то разыскался? Чего ж раньше-то нельзя было?
— Кто его знает?
— Геройский всё-таки дядя Вася фронтовик! Помню, когда в школу к нам приходил, то о себе как-то мало рассказывал. Всё больше о своих сослуживцах. Такой большой орден заслужить — это сколько фрицев надо было положить?! А, Паша?
— Много. — Павел помолчал и добавил: — Орден Ленина есть, а страны, которую он основал, теперь нет…
— Мне бы раньше маленькому сказали, что будем жить при капитализме, ни за что бы не поверил. И чего не хватало? Ведь все жили по-людски. В достатке. И зарплаты хватало, и пенсии старикам. Да, Паша? — рассуждал Петруха.
— Значит, чего-то не хватало. Тряпья заграничного, питья. Теперь всё есть. Джинсы, кока-кола, жвачка. Живи и радуйся.
— От такой радости иногда хоть на стенку лезь. Только стакан и выручает.
— Весь век со стаканом не прожить.
— Это точняк, — согласился Петруха и тяжело вздохнул, должно быть, от нахлынувших, глубоко личностных, мыслей.
Тягостную паузу в беседе мужиков прервала своим появлением Николаевна, прикрывая за собой гаражную дверь.
— На ловца и зверь бежит! — поздоровавшись, воскликнул Петруха.
— Здрасьте! Это он о чём? — спросила она Павла, подходя к трактору.
— Это он пускай сам расшифрует, — кивнул тот в сторону товарища.
— Да я, — замялся Петруха.
— Что я?
— Не знаю, с чего начать.
— Прямо так и начинай.
— Прямо как-то неудобно.
— Ну, тогда чуток издалека, — улыбнулась председательша. При виде ремонта почти списанного трактора у неё даже заметно улучшилось настроение.
— Надоело дома сидеть, — как-то неуверенно, но доверительно произнёс Петруха.
— Считать фунфырики? — добавила председательша.
— В точку сказано.
— Что вы говорите?
— На работу возьми, Николаевна?
— На работу? И куда это, и кем это?
— Да хоть куда. Много, что ли рук в хозяйстве.
— Не много, да ведь руки толковые нужны, хоть хозяйство нынче не больно большое, сам видишь.
— Вижу.
— Техники раз два и обчёлся. На скот пойдёшь? Скотины теперь немного, справишься.
— Конечно, пойду! Конечно, справлюсь! — с радостью воскликнул Петруха.
— Сейчас поглядим, что у нас тут с ремонтом, и пойдём в контору, напишешь заявление.
— Лады, Николаевна! Спасибо!
— Пока не за что, — усмехнулась та, посветлев лицом.
И теперь настроение улучшилось у всех троих. У председательши оттого, что взялся, надо надеяться, человек за ум. Свой, деревенский, как говорится, доморощенный прибавится в коллективе. У Павла промелькнула та же самая мысль, что и у Николаевны. А Петруха был рад предстоящей радости матери, когда она узнает об этом… мать, узнав о этом.
— Докладывай ты теперь, Павел, — председательша вглядывалась в разобранный двигатель.
— Изношенность большая.
— Ещё бы! Все сроки эксплуатации перекрыты.
— Надо кое-что поменять. А так, передний ведущий мост я перебрал, рулевой механизм тоже. Гидроусилитель совсем никакой был, прочистил его насос. Короче, сделаем. Ещё побегает.
— Добро-добро! Молодец! — ободренная председательша обошла вокруг трактора. — А я уже и не на надеялась. Всё, думаю, безнадёга с этой хламидой. Как отремонтируешь, так и сядешь на него, Павел. Сколько ещё надо времени?
— От запчастей зависит. Я давеча на бумажке написал, чего сколько надо.
— Знаю. Лежит твоя бумажка. Денег маловато. Не хватает. Ладно. Ладно, что не весь ещё скот под нож пустили… Ну, пошли, Петруха. Первое тебе задание. Завтра, с утреца, со скотниками забить пару животин и свезти в райцентр на рынок.
— Понял, Николаевна.
Когда вышли из гаража, председательша остановилась и повернулась к Петрухе:
— Точно, что ли за ум взялся?
— Точнее не бывает, Николаевна, как на духу говорю, — едва не взмолился в ответ Петруха.
— Ладно. Поверим на слово. Пошли, — глянув на часы, кивнула Николаевна.
* * *
После ухода Петрухи и Николаевны в гараже стихло. Только потрескивали в железной печке с выведенной наружу гаража железной трубой накинутые на прогорающие угля лиственничные полешки дров. Печку, наподобие «буржуйки» сварили из толстых металлических листов тогда, когда в колхозе имелась более-менее приличная, на ходу, техника. Печка выручала механизаторов зимой во время ремонта. Какое-никакое, но тепло сохранялось в бревенчатом гараже. В верхонках особо не покопаешься в механизмах. И на руки дышать не надо. А в сорокаградусные морозы без печки в гараже, что на улице. Какая может быть работа?
Павел обошёл трактор кругом.
— Никуда не денешься, — произнёс он, будто обращаясь к технике, и принялся за работу, прерванную внезапным приходом Петрухи.
Павел ковырялся в двигателе и поглядывал на раскалённую железную печку.
…В тот злополучный во всех отношениях декабрьский вечер Павел домой ночевать не пришёл. И не потому, что боялся. Дескать, Татьяна станет ругаться. Наоборот, она всегда говорила мужу, если сильно пьяный, по морозу не шарахайся, на полу, на половике или шубе место у товарищей, которых она называла коротко и просто — собутыльники, всегда найдётся.
Та зима, ровно восемь лет назад, выдалась лютой и снежной. Жгучий хиус резал щёки. На реке лопался лёд. Многие из селян, живущих в старых, ещё родительских и дедовских избах, боялись, как бы не замёрзла в подпольях картошка.
Сообразили на четверых ещё до обеда. Товарищи в тот день удачно сдали на пункт приёма в райцентре металлолом. Где они его откопали, держали в тайне. Ладно, хоть не замыкали выручку, предложили дёрнуть по-маленькой. Предложили очень даже кстати. И Павел, и корефан Лёха были с будуна. Купить спирту в деревне — раз плюнуть. Спиртоторговцы — на выбор.
Лёха второй год горемычил один. С первой женой развелись давно. Вторая, гражданская, бабёнка помучилась и тоже бросила, уехав к матери в райцентр. В доме у Лёхи стоял холод собачий.
— Печку-то чего не топишь? — спросил первым делом у хозяина Павел, как только переступил порог. — Того и гляди, пар изо рта пойдёт. Картошку заморозишь.
— Картошку мать ещё по осени забрала. Выдаёт по котелочку. Забухал я, не до печки.
— Дрова вон чурками в ограде валяются.
— Кто бы наколол…
— Ну, ты, Лёха, совсем оборзел. Колун есть? — спросил Павел, пока товарищи выставляли на стол пластиковую бутылку со
