взором безмятежные виды залитых весенним солнцем лугов и полей. Буйно зеленела трава на лесных прогалинах, а смолистые почки на деревьях раскрывались, выпуская на свет молодую блестящую листву.
Мутный лёд совсем сошёл с Нейры, и её воды засверкали, вольготно разлились по берегам, подступая едва не к самому порогу изб, что стояли слишком близко к руслу.
И всё дышало теплом и жизнью, что будто бы встряхнулась, сбрасывая зимнюю дремоту и расплескалась по всем землям.
Кирилл видел бескрайний простор, и душа его наполнялась радостью. И позабылось беспокойство — здесь никто никому не угрожал.
Но в свежее и спокойное дыхание вдруг едва уловимо вплелась ниточка дыма. Запах усиливался, над зелёной полосой леса поднялись сизые клубы, затрещал далёкий пожар и понёсся гонимый ветром огонь дальше, пока не остановился на утёсе, ограниченный со всех сторон обрывом.
Горел Излом. Но не от одной избы, где из печи выскочил случайный уголёк. Он полыхал весь, охватил его жар, что поднялся из самой земли. Из тьмы, которая хранила его в своих недрах. Кормила людской ненавистью и страхом. Долгие лета и зимы. И по воле Хозяина огонь нашёл выход и теперь уничтожал деревню непокорных… В который раз.
Люди метались в огненном кольце, пытаясь спасти не скарб, но свои жизни. И многие погибали, не успевая выбраться даже из вспыхнувших, словно сухостой, домов.
Пламя бесновалось и плясало в диком танце, не щадило никого, сыпало искрами и пеплом.
Посреди него стоял волхв. Молодой, но сильный. Возможно, более могущественный, чем отец, что сгинул не в пламени, а в дремучих болотах у Речной деревни. Из его уст лились слова древнего заговора, способного усмирить огонь. И тот, казалось бы, послушный его воле, то вздрагивал, припадал, то разгорался снова, будто издеваясь над усилиями человечишки.
Однако волхв стоял недвижимо, не отступал, хоть от жара ему заливало потом глаза, а от копоти хрипело в горле. Он повторял заговор вновь и вновь, монотонно и веско. И уцелевшие люди жались к нему, собирались вокруг, чувствуя, что лишь он сможет их уберечь. Как много лет назад уберег его пращур. Пусть об этом мало кто из них помнил.
Волхв смолк на миг и поднял взгляд. Упёрся им словно точно в Кирилла.
Он вздрогнул и сел на лежанке. Несколько мгновений пытался унять дыхание, что норовило застрять в груди. Затем встал и прошёлся, пошатываясь. В глазах плясали тёмные пятна вперемешку с языками пламени. И низкое гудение заговора до сих пор звучало в ушах.
Мах. Может, он мог бы стать тем волхвом, что вновь наложит проклятие на Корибута? Ведь Наяс говорил однажды, что дар волхования переходит в их роду от отца к старшему сыну. Вот только знать бы, остался ли он жив после того, как едва не довелось попасть в пасть жадной топи. Но раз приснился — стало быть, жив? На обратном пути нужно проехать через Излом.
В шатёр заглянул дозорный — и как только услышал? Кирилл махнул рукой, мол, всё в порядке — и гридень скрылся снаружи. Прошло ещё полночи, прежде чем снова удалось заснуть, но в голове будто бы прояснело, и появилась новая надежда.
На рассвете, несмотря на беспокойный сон, Кирилл проснулся раньше всех. Совершенно не чувствуя усталости, он ополоснул лицо и направился к Заряне — сегодня хотелось увидеть её поскорей особенно сильно. Девушка тоже не спала, но пока продолжала бороться с вязкой утренней дремотой. Волосы боярышни растрепались, а щеки ещё не налились обычным нежным румянцем, но это ничуть её не портило, только придавало трогательности.
Кирилл подошёл, сгрёб Заряну в охапку и без стеснения припал губами к её губам. Целовал долго, не в силах оторваться. А когда вновь взглянул на невесту, та зарделась и спрятала лицо у него на груди.
— Чего это с тобой, княже? — пробормотала глухо.
— Сегодня просто хороший день.
Правду сказать, упование на помощь Маха облегчило душу. Эта мысль после тяжёлого, наверняка, насланного Корибутом, сна, чистым родников сияла в голове. Неужто старостов сын, коли он выжил, откажет в помощи? Ведь, вырвавшись на свободу, Воин первым уничтожит древнеров. По старой памяти. Вон как пытался рассорить их с Кириллом — так и расправу над ними было бы проще учинить. Да не вышло.
После быстрых сборов выдвинулись в путь. Прощаться с Изтоком не было смысла — не пришлись они с Кириллом друг другу по душе. Будет воля Макоши, так и не встретятся больше. Пусть живут себе, изгнанные племенем древнеры, наособицу от других людей, может, когда забудется, изотрётся временем глупость, что они однажды совершили.
Вновь миновав Рычуху, двинулись на север, в Излом и домой. Осознание этого будто бы делало дорогу быстрее и радостнее. Хоть и пришлось заложить крюк, чтобы обогнуть погибшую в болотах Речную деревню.
Ещё один день прошёл, а там развернулась широкая дорога к древнерской деревне — а то уже и городу? — ведь стену построили, а там, глядишь, и ров выроют, чтобы возможным врагам и вовсе туго пришлось.
Во второй раз вид домовин, гораздо более древних, чем на подъезде к Одной, не вверг Заряну в замешательство. Она лишь опасливо покосилась на резные домики и, подогнав кобылку, поспешила догнать Кирилла, чтобы поехать с ним рядом.
Неподвижная тишина стояла кругом, лишь едва слышно шелестели кроны сосен на дурном и пьяном весеннем ветру. И тишина эта казалась странной, словно не в многолюдную весь едешь, а приближается к кургану. Вдобавок разоралась в вышине стая ворон, пронеслась тёмным роем и расселась на ветвях вдалеке.
Кирилл встряхнулся, подумав, что от мерного шага Расенда стал задрёмывать — даже потянуло гарью, как в давишнем сне. Но вялость отступила, а запах не исчез. Гридни тоже беспокойно заозирались, принюхиваясь. Да и лошади тревожно пофыркивали, поводя трепещущими ноздрями. И чем дальше, тем дух недавнего пожара становился острее. И скоро впереди показалась стена Излома.
Ворота были закрыты, и всё выглядело бы, как обычно, если бы не полусгоревший правый острог с обрушенной крышей. Вблизи стало видно, что и левый пострадал, хоть и не так сильно. А ещё позже оказалось, что створки вовсе не заперты и никто их не охраняет.
Двое гридней спешились и пошли открывать ворота. Заряна остановила кобылу рядом и едва не шепнула, будто боялась потревожить кого-то:
— Что здесь случилось?
И Кирилл хотел бы ей ответить, да ответ этот ему самому не нравился. Нехорошая догадка закрутилась в голове, и самообманом стало бы отринуть её, как невероятную. А когда все
