— Как ты находишь мой дворец, Александра?
Если приказы эмир отдавал жестким, грубоватым тоном, то шептал ласково и даже интимно. А уж смотрел… Да, с такими глазами и голосом, можно быть хромым и сутулым, все равно внимание привлекать будет, этросс ни хромым, ни сутулым не был. Отнюдь. В меру высок. В меру мускулист. Руки с тонкими пальцами. Аккуратный маникюр. И аромат парфюма. Какие-то экзотические специи. Ему шло. Ему все шло. И он это отлично знал.
— Бесподобным, — Саша робко улыбнулась, воскрешая в памяти первое свидание с мужем. Сейчас нужно именно это: восторг и робость. А еще наивность. Да. Наивная идиотка. Авантюристка. Нужно снова вернуться в образ. — Я никогда не видела такой роскоши. Здесь все так необычно. И…
Она прервалась и опустила ресницы, сделав вид, что подбирает слова. На самом деле хотелось взять ближайшее блюдо и надеть на голову этому ублюдку. Останавливало понимание, что это ничего не изменит. Хуже будет только ей самой.
— Продолжай.
Этросс склонил голову к плечу, наблюдая за ней, как за диковиной зверушкой. Но для него она такой и была.
— Я хотела выразить благодарность… За то, что мне сохранили жизнь и позволили вернуться в Дом Женщин. Я высоко ценю оказанную мне честь. И понимаю, что такой дар бесценен.
— У тебя будет время поблагодарить меня. Впрочем… зачем затягивать?
Он сделал какой-то жест, затем хлопнул в ладоши, и разговоры смолкли. Эмир поднялся, протянул ей руку, которую пришлось принять. Боковые двери вновь распахнулись, теперь уже для того, чтобы пропустить их обоих. Остальные же гости склонили головы. И только Далила бросила на нее обжигающий взгляд, повернув голову. Взгляд, полный зависти.
Пожалуй, для этросски ее положение выглядело завидным. Учитывая что без покровительства мужчины женщины здесь вообще не могут выжить, заполучить в любовники целого эмира. Молодого и щедрого. Да она просто джек-пот сорвала!
Саша с трудом удержала на лице нужное выражение и на всякий случай опустила взгляд, разглядывая плитку под ногами. Так надежнее. Шли они недолго. Она как раз успела настроиться на нужный лад, когда двери в очередной раз открылись, а потом закрылись за спиной, отрезая их от коридора и шума гостей.
Комната, в которой они оказались, была даже скромнее, чем ей представлялось. Не больше той новой спальни, что ей выделили. Отделана синим — кажется, любимый цвет эмира. Пушистый ковер под ногами. Кровать с балдахином. Подушки на полу. Столик с фигурками для игры. Распахнутое окно с посверкивающим силовым полем — не войдешь и не выйдешь через него. И никакой позолоты, шитья и прочего. Можно сказать, строго по меркам этроссов.
Эмир подождал, пока она осмотрится, а затем рывком развернул к себе. Коснулся пальцами платка, закрывающего волосы. Погладил по щеке.
— Покажешь мне свою благодарность?
Саша заглянула в глаза с поволокой, неуверенно улыбнулась и заговорила:
— Я хотела сказать. Предупредить… Дело в том, что я… фригидна.
Этросс замер. Моргнул. Затем аккуратно, кажется, несколько брезгливо, убрал от нее руки.
— Ты любишь женщин? — столько отвращения в голосе она еще не слышала и только теперь сообразила, что термин назвала на русском.
— Нет. Я не люблю близость… Физическую. Мне она не нравится. Не доставляет удовольствия. Совсем. И я не умею доставлять удовольствие мужчине. Мой муж — на Земле я была замужем — ушел от меня из-за этого. А сначала несколько лет пытался… разбудить во мне женственность. Страсть. Но ничего не вышло.
Прекрасное лицо исказилось от удивления и отвращения одновременно.
— Несколько лет?
Эмир на всякий случай отступил от нее на шаг, оглядывая с головы до ног.
— Да… Он был хорошим мужем. Заботливым. Верным. Не хотел, чтобы я работала. Он считал, что работа утомляет меня, и от этого… возникают проблемы. С постелью тоже. Я очень старалась быть хорошей женой. Но ничего не вышло.
Она опустила глаза и печально вздохнула. В комнате стало тихо. Через распахнутое окно доносился тихий шелест листвы.
— А как же киориец?
— Непробужденные мужчины не испытывают физического желания. А пробужденные… — снова вздох. — У нас ничего не было. Я сразу рассказала о своих особенностях. Для киорийцев физическая близость не столь важна. А лечению мое состояние не поддается.
— Ты мне врешь!
Темперамент все же взял верх над разумом. Эмир шагнул к ней, обхватил за талию, поднимая над полом — сильный зараза — и в два широких шага оказался у кровати. Уложил на покрывало и навис сверху. В глазах его светилась решимость доказать, что уж он-то точно заставит ее испытать страсть…
Глава 53
…Жадные руки шарили по телу. Губы изучали шею. Пальцы развязывали пояс…
Саша лежала и изучала балдахин, мысленно воскрешая в памяти бывшего мужа и близость с ним. Охлаждало безотказно. А еще оказалось, что если прелюдия не возбуждает, то выглядит довольно скучной. И нелепой.
…Мужская ладонь проникла под жилет — быстро он с пуговицами справился — и сжала грудь…
Девушка поморщилась. Не больно, но и приятного мало. Почему мужчины вообще считают, что мять женскую грудь — это обязательный атрибут возбуждения? Хотя Икар таким не страдал… Думать о нем, она себе запретила, иначе может получиться совсем не то, чего хотелось. Саша перевела взгляд на стену, пытаясь найти что-нибудь интересное. Отвлечься. Сколько эмиру понадобится времени, чтобы убедиться в отсутствии у нее реакции?
…Пока ладонь мяла одну грудь, губы добрались до другой. Горячие. Жадные. Влажные. Язык обвел ореолу соска, вызывая чисто физическую реакцию…
Землянка вздохнула и повернула голову в другую сторону. Взгляд наткнулся на картину. На Этре она еще не встречала произведения искусства. Да и здесь картина столь удачно вписывалась в интерьер, что заметить ее было сложно.
…Жилет на ней уже распахнули полностью. Теперь руки и губы играли с тонкой тканью просторной рубашки. Весьма умело, стоит признать…
Однако картина выглядела интереснее. Изображение Этры из космоса. Вот только… Не такое, как видели они с Филис. Немного иное. Без алого ореола вокруг. Да и в целом. Более… мирное? Возможно, такой планета была раньше. Но что делает здесь снимок? Который так удачно расположен, что его видно с кровати. А если лечь еще и к изголовью, то смотреть явно будет удобнее.
— Ты ее любишь.
Мужчина на ней замер. А добрался уже до живота. Одну руку уже и под подол запустил. Так на лодыжке и замерла. Вторая — на бедре. Пока еще по эту сторону ткани. На лице же отразилась крайняя степень задумчивости и недоумения.
— Планету, — пояснила Саша, разглядывая холеные черты. — Ты ее любишь.
Она взглядом указала на картину, эмир взглянул туда же. Затем на нее. Прищурился.
