Глупая иллюзия.
Остатки здравомыслия подсказывали ей, что нужно проявить твердость и прогнать Эрита прочь. Этот мужчина не для нее. Нелепо надеяться, что он будет принадлежать ей. Граф должен вернуться к своей невесте.
Джулиан должен уйти.
Но только не сейчас. Боже, не сейчас.
Как трудно убедить себя, что Джулиан принадлежит другой женщине. Узы, соединившие их в те долгие страстные ночи на Йорк-стрит, казались Оливии такими же прочными, как прежде. И даже прочнее, ибо они прошли испытание разлукой и болью.
Пусть ее назовут безумной, но она верила, что Джулиан все еще ее любит.
Однако даже если это правда, что с того? Эриту известно ее условие. Оливия остро сознавала: она не отступит, — хотя отвергнуть Джулиана во второй раз, значит, обречь себя на вечное одиночество, горькое и мучительное.
Граф поднял голову, глаза его весело сверкнули.
— Ты пахнешь клубникой.
— Я готовила варенье.
— Вот как? — улыбнулся Эрит, взяв Оливию за подбородок. — Ну-ка посмотрим.
Сердце Оливии пустилось в бешеный галоп. Дрожа всем телом, она замерла в предвкушении. Другая женщина на ее месте оттолкнула бы Джулиана, но Оливия слишком сильно тосковала по нему. Всего один поцелуй. Что в этом плохого? Неужели она не заслуживает капельки счастья, прежде чем безжалостная судьба обрушит на нее новые невзгоды?
Медленно, очень медленно Эрит опустил голову. Оливия успела бы отвернуться, если бы захотела. Серые глаза графа светились любовью, дрожащие губы Оливии робко приоткрылись. В следующий миг ее затопила волна восторга.
Мягкость рта Джулиана, мимолетное жалящее касание языка, сладость его губ одурманивали, пьянили. Этот поцелуй был удивительно нежным, непохожим на прежние, страстные, жадные. Он был легким, почти… невинным.
Эрит прервал поцелуй слишком быстро, и Оливия ощутила укол разочарования. Прежде Джулиан обращал страсть в оружие, пытаясь удержать ее.
— М-мм, какая прелесть. — Губы графа изогнулись в улыбке, ласковой, как его поцелуй. Своевольное сердце Оливии замедлило бег и замерло.
— Джулиан… — задыхаясь, прошептала она. Оливия попыталась напомнить себе о помолвке, но Эрит держал ее в объятиях, а его невеста, кем бы она ни была, казалась тенью, расплывчатой и нереальной. Оливия зажмурилась, стараясь сдержать слезы.
Джулиан нежно прижал ее к груди, словно почувствовал, как близка она к тому, чтобы расплакаться. Их сердца бились в унисон. Оливия ощущала на губах вкус поцелуя, хмельнее самого крепкого вина. Как давно, как отчаянно она мечтала испытать эту упоительную близость. Она замерла, прильнув к Джулиану, наслаждаясь похищенными мгновениями счастья.
— У меня есть для тебя подарок, — проговорил граф. Его голос звучал глухо и торжественно, как в тот день, когда Эрит впервые признался Оливии в любви.
Горькое разочарование разбило вдребезги хрупкий покой Оливии. Неужели Джулиан опять попытается подкупить ее рубинами?
— Снова драгоценности?
— Нет. Но я брошу к твоим ногам все бриллианты Лондона, если пожелаешь.
— Они мне не нужны.
Оливия хотела совсем другого. Ее не привлекали сверкающие безделушки — свидетельства побед над презренным племенем мужчин.
— И все же я осыплю тебя бриллиантами, — прошептал Эрит, касаясь губами ее уха. Оливия не смогла сдержать жаркую дрожь, прокатившуюся по телу.
— Я выброшу их, — хрипло пригрозила она.
Джулиан склонил голову набок и заглянул ей в лицо.
— Поищи у меня во внутреннем кармане, там должна быть бумага.
— Если это дарственная на дом, можешь оставить ее себе.
В глазах Эрита заплясали насмешливые искры.
— Слава Богу, это не дарственная на дом.
Никто другой не осмеливался ее дразнить, только Джулиан. Ну почему из всех мужчин во Вселенной она выбрала именно его?
— Джулиан Саутвуд, ты самый несносный человек из всех, кого я знаю, — сварливо проворчала Оливия.
— Это уж точно, — хохотнул Эрит. — Во внутреннем кармане, дорогая.
Оливия сунула руку Джулиану за борт сюртука и нащупала сложенный лист бумаги. От ее прикосновения дыхание его на мгновение замерло, затем участилось.
Оливия вытянула документ неторопливо, желая подразнить Эрита.
— Что это?
Джулиан смотрел на нее с непередаваемым выражением нежности и триумфа.
Оливия хотела задеть его, когда говорила, что он утратил мальчишеское очарование. В эту минуту Джулиан казался удивительно юным, взволнованным и… робким. Неужели возможно отнести это слово к блистательному сердцееду графу Эриту?
Глаза его лучились радостью, уголки рта дрожали — на губах расцветала чудесная улыбка. Оливия с трудом удержалась от желания вытянуть шею и поцеловать его, ощутить вкус его губ.
Джулиан кивком указал на бумагу.
— Ну же, читай.
Оливия неохотно развернула лист. Должно быть, Эрит хочет поразить ее своей щедростью, смягчить удар, убедить ее примириться с его женитьбой и вернуться к нему в постель.
День угас, но поздние летние сумерки давали достаточно света, чтобы можно было разобрать размашистые строки.
И все же Оливии пришлось трижды прочитать документ, прежде чем она поняла, что за бумагу сжимают ее трясущиеся пальцы.
Оливия изумленно подняла глаза от бумаги, и Джулиан крепче прижал ее к себе, будто боялся, что возлюбленная сбежит, узнав, зачем он явился к ней.
— Это разрешение на брак, — растерянно прошептала она.
— Да. — Яркий блеск глаз Эрита почти ослепил Оливию. Или это беспомощные слезы мешали ей видеть лицо любимого?
Джулиан тяжело сглотнул, кадык на его шее резко дернулся, и Оливия вдруг поняла, что этот всегда уверенный в себе мужчина с волнением ждет ее ответа. Щемящая нежность затопила ее.
Тиски, сжимавшие ее сердце, вдруг разжались, ее охватило незнакомое ощущение легкости, безмятежности. Спокойной уверенности.
Протянув руку, она погладила худую щеку Эрита.
— Спроси меня, Джулиан, — шепнула она.
Граф откашлялся, прочищая горло. Раз, другой. Его густой низкий голос звучал уверенно и искренне:
— Прекрасная, мудрая, восхитительная Оливия, любовь моего сердца, ты выйдешь за меня замуж?
