нового? Пришли доторговываться?
Е г о р. Кира…
К и р а. Или будет продемонстрирован новый силовой прием?
Е г о р. Нам нужно объясниться.
К и р а. Какие же тексты вы собираетесь выдавать на этот раз? Язык работяги тогда получился у вас с явным перебором. Лучше уж свое что-нибудь.
Е г о р. Честно скажу: сам начинаю путаться — где я такой, где другой.
К и р а. Интеллигент на распутье?
Е г о р. Это жестоко, Кирочка…
К и р а. Нет, я серьезно — где ваше истинное лицо?
Пауза.
Е г о р. Что-то с вами произошло.
К и р а. Я перестала вас бояться. Вообще — никого и ничего сейчас не боюсь.
Е г о р. Вот как?
К и р а. И стало так легко, свободно. Вот и вся перемена.
Короткая пауза.
Е г о р. И давно это случилось?
К и р а. Со вчерашнего дня. Странно, не правда ли?
Е г о р. Действительно, есть о чем подумать. (Пауза.) Что это вы делаете?
К и р а. Если я объясню вам, уйдете? Не обижайтесь, пожалуйста, просто хочется побыть одной.
Е г о р. Рад за вас. (В растерянности берет, рассматривает одну из готовых палок.)
К и р а. Идея нашего директора. Факельный конвой в день открытия нового учебного года. Старшеклассники встречают первоклашек со светильниками в руках.
Е г о р. При дневном свете? Превосходно. А при чем здесь вы?
К и р а. Нагрузка.
Е г о р. Усек. (Долгая пауза. Не отрываясь смотрит на Киру.)
К и р а. Егор…
Е г о р. Что?
К и р а. Не надо, прошу вас.
Е г о р. Я вел себя вчера как последний фраер. Простите меня.
К и р а. Я все поняла. Ошибались мы оба.
Е г о р. Никакой ошибки нет! Вы — опаснейшая женщина, Кира! Рядом с вами хочется быть правдивым до конца! Вчерашний день для меня — перелом! Все, что было до сих пор, — муть, мелкое донжуанство… Кирочка! Я люблю вас! Поверьте! Я понял это только вчера! (Хочет обнять ее.)
К и р а (отстраняясь). Не надо, Егор.
Е г о р. Но почему? Что может быть причиной? Это же за пределами разумного, нелепость, бред! Вы даже не знаете, какая вы, так неужели я отдам вас кому-нибудь? (Новая попытка объятий.)
К и р а. Уходите!
Е г о р. Но что же случилось? Теряюсь в догадках.
К и р а. Ответ самый простой.
Е г о р. Отсутствие ответных эмоций? Но они же были, были! Вдумайтесь, неужели я недостоин вашего внимания? Не говоря уже о том, что я не привык отступать. Сопротивление бесполезно, уверяю вас. Воля — титаническая. Сам иногда пугаюсь.
К и р а. Это вы о кладбище?
Е г о р. Хотя бы! Любой интеллигентик на моем месте давно бы копыта откинул, а у меня — роскошная кооперативная квартира! Ну? Будьте хозяйкой! (Хочет взять ее за руку.)
Кира протягивает ему конец палки, обмотанный тряпкой.
Колеблетесь? Растеряны? Понимаю. Мечта о герое? Он — перед вами! Человеческий род мельчает. Не опоздайте, Кира!
К и р а. Когда я на вас смотрю, то думаю: а ведь сколько на свете женщин, для которых вы — голубая мечта, драгоценный призовой кубок! Пожалейте их! Это же несправедливо — так растрачивать свои сокровища!
Е г о р. Но почему? Не задавайте мне загадок, Кира! Знаете, что вызывает наибольшую ярость в человеке? Когда он чего-то не может понять. Даже своих богов люди с давних времен старались приблизить к себе, давали им зримые, понятные каждому образы: кошки, быки, собаки, крокодилы, птицы у египтян, прекраснейшие мужчины и женщины у греков — всех их можно было видеть, чувственно осязать. Они были понятны! Когда же выяснилось, что в святилище иерусалимского храма, главной обители иудейского бога, — пустота, что божество иудеев не имеет никакой формы, что его надо воспринимать как абстрактную идею, — это показалось так странно, так дико, — именно потому, что было непонятно, — что породило самые чудовищные слухи. Бойтесь быть непонятной, Кира! Что происходит с вами? Неужели… Нет-нет, об этом даже думать не хочу… Он — и вы…
Стук в дверь.
Нельзя! (Закрывает дверь.)
К и р а. Что вы делаете?
Е г о р. Не выношу, когда мне мешают! (Хочет запереть дверь.)
К и р а (спешит к двери). Войдите! (Отстраняет Егора.)
Егор вынужден отступить. Кира открывает дверь. На пороге — Г л е б.
Г л е б. Простите…
Е г о р. Та-ак…
Г л е б. Кира, можно вас на минутку?
К и р а. Входите. Я пока у себя.
Г л е б. Но мне бы хотелось… (Смотрит на Егора.) Очень важное дело.
К и р а (Егору). У вас ко мне все?
Е г о р. Кира! Вы заставляете меня предполагать невероятное! Зачем вам это недоразумение в штанах?
К и р а. Не смейте!
Е г о р. Проклятое женское любопытство! Пол зовет, да?
К и р а. Пошляк!
Е г о р. Задело?
Г л е б (Егору). А вам-то как — самому? Не стыдно?
Е г о р. Это ты мне? Да ты знаешь, кто она такая? Знаешь?
Г л е б (схватил Егора за плечи, трясет его). Молчи, подонок!
Е г о р. Что-о?
К и р а. Не надо, Глеб! Оставьте его!
Е г о р. Интеллигенция способна на такое? (Идет на Глеба.)
К и р а (Глебу). Он убьет вас! Уходите!
Е г о р. Испугалась? Очень хорошо! Молись, профессор! (Засучивает рукава.)
К и р а. Глебочка, не надо! Уходите скорей!
Г л е б. Я не оставлю вас с ним!
К и р а (пытаясь помешать драке). Глеб, не надо, прошу вас… Пощадите себя!
Е г о р (Глебу). Читай отходную! (Ногой отбрасывает мешающий ему фонарь Глеба, лежащий на полу, заносит кулак, делает выпад.)
Глеб отступает. Не рассчитав силы удара, встретившего пустоту, Егор, споткнувшись о тот же фонарь, теряет равновесие и падает. Глеб наклоняется к нему, желая помочь.
(Думая, что Глеб хочет ударить его, лежачего, обхватывает Глеба, прижимая к себе.) Врешь! Не уйдешь!
Растворяется дверь, на пороге появляется В а л е р и я Р у с л а н о в н а.
В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Что здесь происходит?
Е г о р (поднимаясь с пола, Валерии Руслановне, указывая на Киру и Глеба). С поличным накрыл. (Выходит.)
В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Глеб? Вы? Значит, пиджак-то все-таки ваш был? Вы — это он? Тот самый?
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Квартира Леночки. Л е н о ч к а, З и н а и д а Г е о р г и е в н а, Г е н н а д и й Д м и т р и ч и В а л е р и я Р у с л а н о в н а обсуждают случившееся.
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ай да фонарщик! Все на людях! Все на свету! Сошлись бы ночью в лесу, покалечили бы друг друга, ну и ладно — а тут…
В а л е р и я Р у с л а н о в н а (Зинаиде Георгиевне). С пиджаком на голове — это он был тогда, он. Как чувствовала!
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Раз ему с ней лучше — пусть к ней идет! Сердцу не прикажешь!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч (смотрит на нее). Вот как заговорила?
Л е н о ч к а. Никуда он не пойдет! Извини меня, мама, но ты предлагаешь ерунду! Ничего ему с ней не лучше! Он — мой, и никому его не отдам!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Да я тебе таких сотню найду, племянница, только свистни!
Л е н о ч к а. Никакие мне сотни, дядя, не нужны, мне нужен один-единственный — Глеб. Какой он ни есть, я люблю его, такого, а не другого!
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Но ведь он…
Л е н о ч к а. Без меня он пропадет, я-то лучше знаю! А что оступился, ошибся, с кем не бывает?
В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Леночка! Я тебя не узнаю…
Л е н о ч к а. Да
